Автор: t_nesmeyana
Бета: Halisa aka NaVi
Персонажи: Джеймс «Баки» Барнс, Стив Роджерс
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R-NC-17 (планируется)
Статус/Размер: в процессе, макси, пока ~25 700 слов
Саммари: Это история Баки: его дружбы, предательства, выбора. Это история сержанта Джеймса Барнса: его жертвы, любви, ревности и смерти. Это история Зимнего солдата: его раскаяния, вины и прощения. Но вообще-то это просто история одной дружбы.
От автора: не меня одну сбило с толку поведение Баки в некоторых моментах в «Первом мстителе», поэтому мне захотелось немного поиграть с его характером. Всегда ли он был преданным и верным другом? Может, история их со Стивом дружбы сложнее, чем кажется? Короче, это всего лишь моя фантазия на тему. Но предупреждаю, Баки вам местами может не понравиться.
Первая тема.
Ссылка на закачку всей первой части "Баки"
Ссылка на закачку всей второй части будет позже.
3700 слов
27 летПредупреждения к главе: пафос, каноничная почти-смерть персонажа, не бечено
27 лет
– Стив, это уже даже не смешно, – Баки не знал, веселиться ему или плакать, глядя на хмурое, упрямое лицо Стива. Тот с самым сосредоточенным видом стелил ему постель, будто Баки пять лет или он, прости Господи, умирает. – Это всего лишь ушиб. В Аззано меня ранили значительно серьезнее. И то я выжил.
Стив его слова проигнорировал. Он злился и делал это так знакомо, по-стивовски, что Баки на секунду почувствовал себя дома, в Бруклине. Будто не было никакой войны, сыворотки, плена, ГИДРЫ, ничего не было, Баки просто где-то снова напортачил, ляпнул грубость, не подумав, а Стив теперь на него злился. От этой мысли стало хорошо, а после сразу же – тоскливо. Да так, что Баки, растеряв все ехидство и веселость, молча и без споров стал раздеваться, готовясь ко сну, хотя пять минут назад собирался в бар с Коммандос. Стив выпрямился, почувствовав перемену в настроении, и посмотрел на Баки внимательно. Тот как раз пытался снять с себя куртку, давно заменившую для него сержантский китель, но тупая тянущая боль в ребрах застала его на середине движения.
– Давай помогу, – предложил Стив, шагая к нему навстречу. Баки дернулся было в сторону, но пересилил себя и замер, позволяя стащить с себя куртку. В последнее время он старался к Стиву слишком близко не подходить именно потому, что очень хотелось. Встать ближе, заглянуть в глаза, хлопнуть по плечу, поймать улыбку. Ему отчего-то мало было того внимания, которое Стив давал ему, но чувствовать себя собакой, выпрашивающей ласку, было противно. Баки не знал, откуда в нем все это берется, но все чаще и чаще он вспоминал те времена, когда Стив безраздельно принадлежал только ему одному. Сейчас же, когда Стив стал национальным героем, вокруг него крутилось слишком много людей. Большую часть времени это не имело значения. Шла война, перед Капитаном Америкой и его Ревущими Коммандос стояла цель – уничтожить все базы ГИДРЫ, которые только можно. И они шли к ней такими бешенными темпами, будто за ними гнался сам дьявол и все его черти. Но иногда и им приходилось отдыхать, переводить дух перед новым сражением, и вот тогда ревность, черная и злая, заглатывала Баки целиком. Однако он уже не был шестнадцатилетним пацаном, который потакал своим слабостям, не считаясь с желаниями других, поэтому давил в себе недостойные чувства. Но те нет-нет да прорывались сквозь маску напускного равнодушия. Однако замечал их только Дум-Дум, успевший достаточно хорошо изучить Баки. Стив тоже видел его злость, но едва ли смог сделать правильные выводы. Он был проницателен, когда дело касалось вещей, к нему не относящихся, в противном же случае как будто мгновенно слеп. Вот и сейчас. Баки дернулся от него, а Стив наверняка решил, что дело в гордости. Но правда в том, что гордости в Баки почти уже не осталось. Только страх выдать свою ненормальную тягу.
Стив тем временем, давно покончив с курткой, стал расстегивать на Баки рубашку. Медленно, пуговица за пуговицей, не отрывая взгляда от собственных пальцев. Полы рубашки расходились, показывая тесную белую майку и висящие на шее стальные жетоны. Пара минут – и мягкая ткань соскользнула с напряженных плеч. Баки вдруг почувствовал себя странно. Он ощутил непонятную интимность момента, совершенно неуместную, какой никогда не водилось между ним и Стивом за все годы дружбы. Даже тогда, когда Баки учил Стива целоваться, ее не было. В том, по сути, не ощущалось ничего сексуального. Совсем не похоже на происходящее сейчас. Тихий шорох ткани, легчайшие прикосновения, еле слышное дыхание обоих.
Стив осторожно и нежно подцепил пальцами ткань майки и потянул ее вверх, обнажая туго перевязанные ребра. Ушиб был пустячный, Баки не врал, но Стив все равно за него испугался, а потом разозлился. Он знал, что Баки специально подставился под летящую в Стива пулю. На нем был бронежилет, что, собственно, его и спасло. От раны и от смерти. Однако отдача была такой сильной, что чуть не сломала Баки ребра.
Гидровца, который в них стрелял, Стив убил в ту же секунду, всадив ему пулю промеж глаз. Если бы Баки в тот момент не пытался судорожно вдохнуть спасительного воздуха, преодолевая адскую боль, он бы почувствовал гордость.
– Ты мог погибнуть, – в десятый, наверное, раз за вечер сказал Стив. Однако в этот раз в его тоне не было страха и злости, только горечь.
– Я уже кучу времени на этой войне, и каждый день может стать для меня последним, – пожал плечами Баки, изо всех сил стараясь не смотреть на то, как длинные пальцы Стива легко трогают тугую повязку.
– Ты мог погибнуть из-за меня.
– Ты важнее, чем я. Ты важнее, чем любой здесь. В тебя верят, ты даешь людям надежду. Если умрешь ты, умрет и эта надежда. Я не мог этого допустить, – произнес Баки. И в ту же секунду осознал, что это чистая правда. Сейчас Стив был важен для этой войны, как никто другой. Он был символом, знаменем, которое не должно упасть на землю. Баки знал это так же, как и то, что это не было основной причиной, почему он закрыл собой Стива.
– Ты тоже важен, – возразил Стив, упрямо поджав губы.
– Я полезен. Важен ты.
– Почему все так думают? Почему все так говорят?
Сжав пальцами так и не снятую до конца майку, Стив испытующе глянул на Баки. Взгляд его был серьезным и пронзительным. Баки стало не по себе.
– Потому что это правда. И, Стив, ты был создан для этого, разве нет?
– Я должен был стать солдатом, не символом.
Баки усмехнулся и по-птичьи наклонил голову. Они со Стивом все еще стояли очень близко, преступно близко, и, наверное, поэтому Баки не смог остановить сорвавшиеся с губ слова:
– Ты всегда был символом. Однако раньше только для меня. Теперь – для всей Америки и даже больше.
– Для тебя? – удивился Стив, отпуская майку Баки и шагая назад.
Баки вздохнул и взъерошил волосы на затылке. Он пожалел о том, что начал эту тему, но было поздно. Он знал, что придется объяснять, и вспомнить для этого нужно было не очень приятные вещи.
– Присядь, рассказ будет долгим.
Стив послушно опустился на матрац, кинутый прямо на не совсем чистый пол их сегодняшнего пристанища. Местные жители городка, в котором остановился их отряд, предлагали разместить Капитана Америку и его друзей в более комфортных условиях, но Стив, естественно, отказался и выбрал давно заброшенный дом на окраине. Из удобств тут была только горячая вода и газовая плита. А вот свет и отопление отсутствовали. Их заменяли расставленные по полу керосиновые лампы и обогреватель на солярке.
– Ты знаешь, я не люблю говорить о плене и о том, что там со мной произошло. Но не потому, что мне тяжело или больно, просто мне нечего рассказывать. Ты наверняка и так все знаешь, говорил с врачами, которые меня осматривали после, и с ребятами из Коммандос. Уверен, они оказались более словоохотливы, чем я.
– Но я знаю не все? – с легкой вопросительной интонацией заметил Стив.
– Не все. Однако я, пожалуй, все равно начну сначала. Когда нас отправили в Аззано, нам сразу сказали, с кем мы будем бороться. И мы поняли, что это будет нелегкий бой. За пару недель до этого нам довелось посмотреть на действие оружия, созданного Шмидтом, и это было страшно. Оно не оставляет возможности выжить при попадании, сжигая человека за доли секунды. Впрочем, что это я рассказываю, ты все и сам видел. С нашим вооружением у нас не было ни шанса, несмотря на то, что нас сражалось в два раза больше, чем их. Мы попали в плен. Признаться, я сначала думал, что мне еще повезло, ведь я выжил. На тот момент я верил, что нет ничего хуже смерти. Время показало, как я ошибался, – Баки на несколько секунд замолк, заново переживая неприятные моменты. Стив молчал тоже, не торопя его. Поза у него была напряженная, будто он каждую секунду готовился сорваться с места. – Первое, что нас удивило там, на базе ГИДРЫ, это то, что никого не допрашивали. Старших по званию расстреляли сразу же, не задав им ни одного вопроса, не пытаясь использовать их для давления, выкупа или обмена. Остальных обыскали и запихнули в клетки по семь-десять человек. Раз в день нас кормили, давали воду. Людей было много, не только наш отряд, как ты помнишь. Французы, русские, англичане, американцы. Более четырехсот человек, и ГИДРА никак их не использовала, только держала под замком. А потом появился этот мелкий ученый, Зола. Он лично выбирал себе подопытных. По два или три человека за раз. Никто не знал, что он с ними делает, но из его лабораторий никто никогда не возвращался. Сидя в клетках, мы часто это обсуждали, строили теории. Каждый боялся оказаться следующим. Мы заметили, что Зола выбирает сильных и здоровых парней, так что кто-то даже пытался разыграть болезнь, но его застрелили. Гидровцы боялись эпидемии. Солдаты нужны были им живыми и здоровыми. И вот однажды выбрали меня, я был семнадцатым, мы считали. Так что… я был уверен, что это конец. Не помню, что я чувствовал тогда. Смирение? Отупение? Страх? Нет, страха, кажется, не было. Не скажу, что я готов был умереть, но и сил бороться у меня уже не осталось. И сейчас, когда я об это думаю, то понимаю, что Зола выбирал не по возрасту, не по массе тела или другим физическим показателям. Он выбирал тех, кто смирился со своей участью. Таких, как я.
– Что он с тобой сделал?
Баки вздрогнул, услышав хриплый голос Стива, будто забыл, что тот слушает его. Переведя взгляд на него, он усмехнулся:
– Он пытался меня стереть.
На какое-то время в комнате повисла тишина, прерываемая только голосами с улицы. Баки вдруг вспомнил часы из их со Стивом бруклинской квартиры. Они висели на кухне прямо над обеденным столом и очень громко тикали, слышно было на всю квартиру. Баки их ненавидел и все порывался снять, но часы покупала еще миссис Роджерс, поэтому у него никогда не хватало духу этого сделать. Сейчас Баки по ним даже скучал.
– Как это – стереть? – спросил Стив, нахмурившись.
– Они начали с того, что вкололи мне что-то, – стал пояснять Баки. – Не знаю, что, но после инъекции боль была такая, что хотелось умереть. Будто… жидкий огонь тек по венам. Не знаю, сколько продолжалась агония: час, два, сутки, но когда я очнулся, то узнал, что все, кого в лабораторию привели вместе со мной, умерли. Остался только я. Думаю, они и меня списали со счетов. Зола выглядел таким удивленным и воодушевленным, будто перед ним только что произошло чудо. Глядя на него, я почему-то тоже обрадовался. Наверное, выглядел форменным дебилом, когда смотрел на этого чокнутого ученого и улыбался. Он поздравлял меня с чем-то, говорил, что я редкий экземпляр, и я радовался, – Баки, не в силах оставаться на одном месте, стал нервно ходить по комнате. Лицо его застыло в мученической гримасе, глаза потемнели, став серыми, как грозовые тучи. Баки поймал свое отражение в маленьком карманном зеркальце, невесть зачем повешенном на стену, и с трудом отвел взгляд.
– Ты был не в себе, – успокаивающим тоном произнес Стив.
– Знаю. Но вспоминать все равно противно. Тогда я думал, что на этом их эксперименты надо мной закончатся, но ошибся. Они не дали мне даже прийти в себя, отвели в комнату, где ты меня нашел, и привязали к тому устройству.
– Устройству? – удивился Стив, нахмурившись. Видимо, пытался вспомнить, о чем говорил Баки.
– Ты, видимо, не обратил на него внимания тогда, но оно висело прямо надо мной. Я всегда его видел, даже когда Зола не работал с ним. Не знаю, что это за штуковина, но ее приставляли к моей голове и пускали ток. Было ли это больно, не знаю, не помню. И это самое страшное. Я не помнил ничего после этих сеансов. И каждый раз это было жутко, Стив. Я говорил, что раньше думал, будто смерть – самое ужасное, что может случиться с человеком. Но нет. Хуже смерти только не знать, кто ты. Не помнить ничего: ни имени, ни прошлого. Быть пустым внутри, – Баки уперся невидящим взглядом в темное окно, тряхнул головой и продолжил. – К счастью, беспамятство продолжалось недолго, однако становилось все длиннее и длиннее. Но я возвращался, и каждый раз в этом мне помогал ты.
– Я? – Стив вскинул голову, взгляд у него был потрясенный.
– Воспоминания о тебе оказались самыми сильными. Первым я всегда вспоминал тебя, даже до своего собственного имени. Твои глаза, лицо, твой голос, то, как ты верил в меня. Ты верил, что я вернусь, и я возвращался. После я просек эту фишку, и специально думал о тебе перед очередным сеансом. А когда Зола или его помощников не было рядом, повторял свое имя и номер жетона.
– Я слышал… слышал, как ты это делал.
Баки кивнул:
– Я думал, что если буду повторять это часто, то это въестся в мой мозг так сильно, что они не смогут это стереть.
– Баки… – Стив вскочил на ноги и сделал шаг вперед, но Баки резко развернулся, не обращая внимания на тут же занывшие ребра, и вскинул руку, останавливая его.
– Дослушай меня. Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы ты меня жалел. ГИДРА опасна, опаснее всего, что я знаю, опаснее даже самого Гитлера. Она пытается не поработить мир, она пытается его уничтожить. Ты должен ее остановить. Не только своими руками, но и своим примером. Пока ты жив, пока ты побеждаешь, ты вдохновляешь народ на борьбу так же, как вдохновил меня. Мы все готовы за тобой идти. До самого конца, что бы там нас не ждало. Не знаю, как ты это делаешь, никогда не знал, но я верю тебе, верю в тебя.
Баки замолчал, опустошенный своим монологом, и больше не протестовал, когда Стив его обнял. Наоборот – прижался к нему, закрыв глаза и упершись лбом в твердое плечо. В груди стало разрастаться уже знакомое, больное чувство. То, что Баки сказал Стиву, было чистейшей правдой, он не произнес ни слова лжи, однако кое-что утаил от него и надеялся, что Стив никогда об этом не узнает.
Не узнает второй причины, побудившей Баки кинуться под пулю, предназначенную Стиву. Потому что она была далека от благородства и геройства. И Баки понятия не имел, что с этой причиной делать.
***
На одной из баз ГИДРЫ им повезло. Морита, вычищавший от немцев офицерский штаб, раздобыл в одном из кабинетов радиоприемник, настроенный на волну нацистов. На всех остальных базах чертовы ублюдки успевали уничтожить всю мало-мальски полезную технику, но те, что встретились им в этот раз, слишком спешили спасти свои жалкие жизни. Морита и Джонс возились с дурацкой машиной несколько дней, пока она не выдала им действительно важную информацию. Место, где искать Арнима Золу.
Коммандос прибыли в выбранную для захвата доктора точку за двое суток, осмотрели ущелье, придумали план, долго спорили. Стив был против того, чтобы Баки шел брать Золу, считал, что тот не совсем оправился после ушиба, но Баки совершенно точно не собирался стоять в стороне. С милейшим доктором у него были свои счеты. И Стив, в конце концов, сдался, закрепив за Баки право на месть. Третьим в поезд решили взять Джонса как самого умного. Коммандос боялись, что Зола расставит ловушек в поезде, и Джонс был единственным, кто мог с ними разобраться.
В принципе, план захвата доктора был предельно прост, однако Баки все равно нервничал. Его мучило дурное предчувствие, от которого он никак не мог избавиться. А своим предчувствиям за годы войны Баки привык доверять. Что-то должно было случиться.
– Может, не стоит пить перед операцией?
Баки поморщился. Вообще-то он надеялся, что Стив подольше задержится в палатке Джима и Джонса, прослушивая стащенный радиоприемник. Он не хотел показывать, что нервничает, чтобы не давать Стиву повода отстранить его от операции.
– Всего два глотка, – Баки демонстративно закрутил крышку фляжки. – Иначе, боюсь, не усну.
– Завтра тяжелый день, – заметил Стив, таким образом, видимо, соглашаясь с необходимостью выспаться.
– Арним Зола важный человек в ГИДРЕ. Если кто и знает о планах Шмидта, то только он.
– Это правда. Но давай сегодня не будем говорить об этом, оставим все на утро. Я немного устал.
Стив закрыл палатку, отсекая от них холод. Внутри тут же стало значительно комфортнее, несмотря на то, что костер уже не горел, лишь угли слабо тлели, давая спасительное тепло. Сев рядом с Баки на расстеленный спальный мешок, Стив со вздохом вытянул ноги. Баки с любопытством на него покосился. На его памяти Стив впервые признался в усталости после сыворотки.
– Тебе не помешало бы расслабиться, Стив, – заметил Баки, прицельно кинув фляжку в свой расстегнутый рюкзак. – Во всех городах, что мы останавливались, вокруг тебя вилась целая толпа девчонок, но ты на них даже не смотрел. Знаешь, даже на войне иногда полезно отвлекаться.
– А ты? – в ответ поинтересовался Стив. – С тобой тоже общалось много девушек, но ты ни одной не заинтересовался. На тебя это не похоже.
Баки криво усмехнулся. В какой-то степени Стив был прав, раньше Баки не упустил бы шанса уединиться с одной из тех девушек, что крутились рядом с Коммандос в увольнительных, но ему не хотелось их внимания. Их – не хотелось.
– Американки мне милее. А вот ты, по-моему, очень даже не против европеек, – Баки не удержался от намека на Картер. Стив прекрасно его понял и улыбнулся уголком рта.
– Для меня это непросто, ты же знаешь.
– Ты слишком заморачиваешься, – сказал Баки, чувствуя необычное оживление. Их разговор – о девчонках, Боже – за секунду смыл терзавшее его нервное возбуждение. Все было так знакомо, до боли, будто Стив не двухметровый здоровяк, а прежний тощий мальчишка, а Баки не снайпер армии США, а обычный бруклинский пацан. – То есть преданность одной даме это, конечно, ужасно мило, но не обязательно же все доводить до конца.
– До какого конца? – не понял Стив. Баки только глаза закатил.
– Друг, не тупи, тебе уже давно не шестнадцать.
– Ладно, если не до конца, тогда как?
Баки хмыкнул, заметив мимоходом, что Стив больше не смущается, говоря о сексе. Возможно, какая-то девчонка из подтанцовки все-таки сорвала с него вуаль невинности или откровенные рассказы самого Баки развили в нем иммунитет.
– Руки, рот. У тебя нет опыта, но неужели нет фантазии? Ни за что не поверю, ты же художник.
– Разве это можно предлагать малознакомой девушке?
– Ну, хорошо знакомой ты пока предложить не стремишься, – резонно заметил Баки, с удовольствием отмечая, что Стив все-таки покраснел. – Но есть еще и товарищи по службе.
– Баки! – Стив неодобрительно фыркнул.
– Сразу заметно, что ты недавно в армии.
Баки рассмеялся, глядя на шокированное лицо Стива. Ему нравилось поддразнивать его еще со школы, и это удивительным образом не надоедало. Однако сейчас за поддразниваниями стояло что-то еще, Баки даже сам не сразу это понял. А когда до него дошло, то веселье схлынуло, как набежавшая на берег волна, оставив после себя легкую злость. Баки понимал, что не вправе желать от Стива сверх того, что тот ему давал, и уж тем более потакать своим желаниям.
Но он слишком привык добиваться своей цели, невзирая на последствия.
Устав сидеть, Баки улегся на пол, опершись на локти, и посмотрел на Стива снизу вверх. Он снова начал нервничать, но в этот раз уже не по поводу завтрашней операции. Просто знал, что ступает на опасную дорожку. Однако что-то подсказывало ему – другого шанса у него не будет. Даже если завтра все пройдет хорошо, они все вернутся в штаб, где их будет ждать агент Картер.
– Стив… – тихо позвал Баки. Сердце вдруг замерло, а потом быстро-быстро застучало, в животе заныло, словно кишки в узел завернулись. Стив, не сразу почувствовавший перемену в настроении Баки, повернулся к нему, улыбаясь, однако, видимо, во взгляде, направленном на него, он что-то уловил. Улыбка стекла с его лица.
– Стив… – повторил Баки, понимая уже, что ничего не скажет. Да и что он мог сказать? Я не могу без тебя? Ты единственный, ради кого мне хотелось бы выжить? Я хочу, чтобы ты всегда был со мной и только со мной? Я хочу тебя? Господи, какая пошлость. К тому же, Баки и сам не знал, чего хотел. Желания были смутными, хоть и волнующими, но так же и до ужаса болезненными. И сердце каждый раз сжималось, когда взгляд цеплялся за фотографию Картер на крышке компаса. Стив влюблен в нее. Баки повторил эту фразу про себя в очередной раз. Это не было любопытством, как с Виолетт, это была именно любовь. Черт знает, чем Картер это заслужила и когда успела, но Стив был по уши в нее влюблен. А Баки для него был другом. Лучшим другом, почти братом, который обещал, что будет с ним до конца.
– Давай спать, – вздохнул он, отводя взгляд. Смотреть на Стива стало почти больно.
К несчастью, тот, кажется, что-то если не понял, то почувствовал. Он не дал Баки подняться, наклонился к нему, придерживая за плечо, заглянул в глаза. Лицо у него было серьезным, а взгляд ищущим. Он понял, что Баки хочет что-то скрыть. Что-то важное.
– Баки, в чем дело? – голос Стива был тверд.
– Ничего. Просто… волнуюсь за тебя, – сказал Баки почти правду, надеясь, что она удовлетворит Стива. Однако тот успокоенным не выглядел.
– Со мной все будет в порядке, – только и ответил он.
– Вероятно.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. В полумраке палатки, которую освещала одна только керосиновая лампа, его лицо казалось высеченным из камня. Даже из-за сыворотки оно никак не изменилось, всегда было таким – жестким и серьезным – и потому раньше смотрелось нелепо вместе с тонкой цыплячьей шеей и тщедушным телом. Сейчас Стив выглядел гармонично, так, как должен был. Его сила, та самая сила, которой он обладал с самого рождения, обрела достойную форму. Баки пленила эта сила. Пленила давно, задолго до войны и сыворотки, хоть он не всегда готов был себе в этом признать. Он и сейчас не был готов, слишком болезненным оказалось озарение. На фоне этой силы он сам был ничтожеством, пустым местом. Но осознание этого было не настолько диким, как понимание того, что эта могучая сила никогда не будет принадлежать Баки безраздельно. Так, как она принадлежала ему раньше. Или позволяла думать, что принадлежит.
Но сейчас эта сила была рядом, глядела на него со дна стивовых голубых глаз. Баки думал – если Стив продолжит так смотреть, он сдастся. Но на деле Стив вдруг стал отстраняться, и Баки испугался. Паника продолжалась всего секунду, но и ее хватило, чтобы обхватить Стива за шею, наклонить к себе и поцеловать в губы.
Этого оказалось слишком много и слишком мало. Всего мгновение на касание и легкое движение в ответ. Скорее инстинктивное, чем обдуманное. Баки хватило и этого.
Одного мгновения.
Стив отстранился, скулы у него заалели, взгляд потяжелел. Баки не хотел знать, от чего. Он уже и так летел в пропасть.
– На удачу, – хрипло прошептал и отвернулся. Потом вылез из-под Стива, стянул с ног ботинки и забрался в спальник. Ни единого слова, ни единого взгляда, ни единого лишнего движения. Когда Баки перестал ерзать и затих, Стив молча вылез из палатки и больше ночью туда не вернулся.
А утром они сделали вид, будто ничего не случилось. Вот только откуда-то появилось отчаяние, и оно стало для Баки плохим спутником. Слишком резко оно подталкивало его в спину. И в какой-то момент равнодушно толкнуло в пропасть. Но Баки не жалел ни о чем. Он сделал свой выбор. Тогда, когда пошел за Стивом. Когда настоял на участии в операции. Когда поднял с пола вагона щит Капитана Америки и, прикрываясь им, выстрелил во врага, оказавшегося для него не по зубам. В тот момент он не думал о том, что это для него закончится полетом в неизвестность. В какой-то степени ему было все равно. Отчасти потому, что он не мог поступить иначе, отчасти потому, что смерть к нему пришла на несколько часов раньше, чем тело ударилось об обледенелую землю на дне ущелья.