Голову с плеч (с)
Название: История одной дружбы
Автор: t_nesmeyana
Бета: Halisa aka NaVi
Персонажи: Джеймс «Баки» Барнс, Стив Роджерс
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R-NC-17 (планируется)
Статус/Размер: в процессе, макси, пока ~22 000 слов
Саммари: Это история Баки: его дружбы, предательства, выбора. Это история сержанта Джеймса Барнса: его жертвы, любви, ревности и смерти. Это история Зимнего солдата: его раскаяния, вины и прощения. Но вообще-то это просто история одной дружбы.
От автора: не меня одну сбило с толку поведение Баки в некоторых моментах в «Первом мстителе», поэтому мне захотелось немного поиграть с его характером. Всегда ли он был преданным и верным другом? Может, история их со Стивом дружбы сложнее, чем кажется? Короче, это всего лишь моя фантазия на тему. Но предупреждаю, Баки вам местами может не понравиться.
Первая тема.
Ссылка на закачку всей первой части "Баки"
25 лет
– Подполковник Френч, рядовой Джеймс Барнс по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Баки, вытягиваясь в струнку и приложив руку к краю пилотки. Подполковник, до этого что-то писавший на бумаге с гербом вверху листа, оторвался от своего занятия и поднял глаза на напряженного Баки.
– Вольно, солдат.
Баки тут же расслабился и опустил взгляд на подполковника. Руки ужасно захотелось сунуть в карманы, но здесь этого делать было нельзя, поэтому Баки просто сжал их в кулаки.
– Ответь мне, солдат, когда ты получил повестку, о чем ты подумал в первую секунду?
Вопрос застал Баки врасплох. Впрочем, как и сам вызов к подполковнику. Баки находился на тренировочной базе уже три недели и ничем особым от остальных новобранцев не отличался. Он не дрался ни с кем, не нарушал устава, не спорил с командованием. Он все еще до конца не верил, что его отправляют на войну. Все время казалось, что вот сейчас к ним приедет какая-нибудь большая шишка и скажет: отбой, ребята, Америка не будет ни с кем воевать.
Баки знал, что этому не бывать. Не после Перл-Харбор.
– Я не удивился, сэр, – осторожно ответил он на вопрос. – У меня подходящий возраст, отличное здоровье и хорошие спортивные показатели.
– То, что ты не удивился, я понимаю, но я о другом спросил. О чем ты подумал? – подполковник закончил писать и, отодвинув от себя бумагу, посмотрел на Баки. Тот прикусил губу, пытаясь вспомнить, но в голову ничего не шло. Кажется, в тот момент он вообще ни о чем не думал, только ощущал странную пустоту в груди и обреченность.
– О том, что мать расстроится, – выдал Баки, как ему показалось, нейтральный ответ. Но, видимо, подполковник уже успел сделать какие-то выводы. Он хмыкнул в рыжие усы, взгляд его изменился, став более заинтересованным.
– Не очень-то рвешься в бой, да?
– Я не трус, сэр, – сквозь зубы процедил Баки, почувствовав обиду из-за замечания.
– Я этого не говорил, – покачал головой подполковник. – Но ты не из тех, кто безрассудно лезет в пекло. Мой вопрос не случаен. Несколько дней назад я получил результаты твоих тестов и решил понаблюдать за тобой, это дало мне некоторую пищу для размышлений.
– Я не понимаю, сэр.
– Снайперы, рядовой Барнс. Что ты знаешь о них?
Баки на секунду задумался.
– Снайперы стреляют с дальнего расстояния из укрытия. Их задача – устранить как можно больше солдат неприятеля и не выдать своего месторасположения.
– Верно, – кивнул подполковник. – Некоторые считают такое ведение боя трусостью. А ты как думаешь?
– Если снайпер эффективен, то это не имеет значения, – ответил Баки, уже понимая, к чему идет разговор.
– Это правда. Но снайпер эффективен только тогда, когда у него холодная голова. Намного легче убивать в горячке боя, а не лежа на земле в сотнях метрах от цели. Тяжело быть спокойным, когда твоих товарищей рвут на куски. Но снайперу необходимо управлять своими эмоциями, только тогда у него есть шанс выжить и убить столько чертовых ублюдков, сколько возможно. Ты же понимаешь, к чему я это говорю?
– Да, сэр.
– Завтра у тебя начнутся индивидуальные тренировки. Через месяц ты будешь сдавать тесты лично мне. Все понял?
– Так точно, сэр!
– Есть вопросы?
– Нет, сэр! – Баки снова вытянулся в струнку и сжал челюсти так, что на лице заходили желваки. – Разрешите идти, сэр?
– Вольно. Ступай.
Баки снова отдал честь и резко развернулся на каблуках, собираясь уходить. Однако у самых дверей голос подполковника догнал его:
– Ах да, забыл сказать. Тренировать тебя будет русский офицер, имей в виду. У них там снайперское дело лучше развито.
– Есть, сэр, – без особого энтузиазма отозвался Баки. Подполковник хмыкнул и указал на дверь:
– Иди.
Баки кивнул и вышел из кабинета.
Снайпер, значит. Что ж, Баки, в принципе, было по барабану. На войне не было безопасных специальностей. Снайпер, танкист, медик, связист, кок – умирали все. Кто-то позже, кто-то раньше, Баки не испытывал на этот счет иллюзий. Когда ему пришла повестка, мать прорыдала три дня, а отец ходил мрачнее тучи. Только Стив отреагировал иначе, и от одного лишь воспоминания об этом Баки начинал заводиться. Не стоило сейчас об этом думать. Баки нужно было сосредоточиться на том, чтобы получить как можно больше навыков выживания, а потом постараться не сдохнуть.
Отличный план.
Заканчивалась уже вторая сигарета, и на этом следовало бы остановиться. Баки не курил два месяца, это был отличный шанс бросить, но тогда у него не было бы повода торчать напротив входа в их со Стивом квартиру, сверля дверь тяжелым взглядом. Следовало поехать к родителям. У Баки было две недели до назначения и распределения, которые ему разрешили провести дома, в Бруклине. Он был бы идиотом, если бы отказался, хотя считал, что есть в этом что-то извращенное – дать солдату снова пожить нормальной жизнью, чтобы потом отправить в самое пекло.
В любом случае в эти две недели Баки не собирался думать или говорить о войне. И хоть дома с этим было бы намного проще, он все равно пришел к Стиву. Прошло два месяца, а Баки до сих пор в деталях помнил, как они поругались почти перед самым отъездом в тренировочный лагерь. Каким упрямством горели глаза Стива, когда он говорил о своем намерении идти на войну с Баки, и какую бессильную злость чувствовал тот, слушая это. Он не боялся за Стива, о нет. Баки знал, что никто в здравом уме не признает Стива годным к службе. И не ошибся в этом. Но энтузиазм Стива, видимо, подействовал слишком сильно на выбитого из колеи Баки, и его сорвало. Когда он узнал, что Стив пошел в призывной пункт еще раз, соврав о своем местожительстве и об астме, то Баки просто перестал с ним разговаривать. А потом уехал в Висконсин.
Сейчас Баки понимал, что отреагировал слишком остро. Стив лишился обоих родителей за совсем короткий срок, одного за другим. Сначала отец погиб от рук нацистов, потом мать угасла от туберкулеза, Стив остался один. Наверное, он просто устал терять близких людей и ощущать собственную беспомощность. Баки – единственный, кто у него остался – и тот уходил на войну.
Вторая сигарета закончилась, и Баки достал из пачки третью, когда дверь квартиры открылась и Стив появился на пороге.
– Ты еще долго будешь здесь сидеть?
Баки вздрогнул, чувствуя себя так, будто ему снова пятнадцать, и быстро спрятал пачку обратно в карман.
– Как давно ты знаешь, что я здесь? – недовольно спросил он, поднимаясь.
– Минут пять, – пожал плечами Стив, глядя на приближающегося Баки. – Как доехал?
– Нормально.
Баки остановился в шаге от него, ощущая себя странно под пристальным взглядом. Все казалось неправильным: и формальный вопрос, и собственный пустой ответ. Они со Стивом никогда раньше так не ругались, и для Баки стало сюрпризом, как ужасно он себя при этом чувствовал.
– Разрешишь войти?
Стив вскинулся, услышав вопрос, взгляд его изменился, став растерянным, плечи дрогнули и вдруг расслабились, на губах появилась осторожная улыбка.
– Иди сюда, – сказал он, протягивая руку.
Тяжелый рюкзак соскользнул со спины на пол, и Баки шагнул к Стиву, обнимая его.
– Придурок, – фыркнул Стив ему в ухо.
– Тупица, – отозвался Баки забытой присказкой. Когда-то в детстве они так мирились после редких споров и ссор. Это было как заклинание, которое означало наступивший мир. Сейчас им было по двадцать пять, но это снова сработало.
В квартире за время отсутствия Баки ничего особо не изменилось, только стало чуть светлее из-за того, что Стив снял шторы с окон. Видимо, так было нужно для его рисунков, Баки в этом не разбирался. Однако Стив никогда не делал что-то просто так, на все была причина. Бросив рюкзак у стены, Баки подошел к своей кровати, застеленной свежим бельем, – Стив готовился к его приезду – и упал на нее, раскинув руки и ноги. После его лежанки в казарме она казалась удивительно мягкой. Стив сел напротив, на свою кровать, и уставился перед собой. На какое-то время в комнате воцарилась оглушительная тишина, прерываемая только громким тиканьем часов.
Тик. Так.
Тик. Так.
Тик. Так.
– И насколько ты здесь?
– На две недели.
Тик. Так.
Тик. Так.
– Ты уже знаешь, куда тебя…
– Нет.
Тик. Так.
– Пойдешь сегодня куда-нибудь?
Баки перевел взгляд на Стива, с удивлением и любопытством спросил:
– Есть куда?
– В «Джимбо» сегодня какие-то тематические танцы.
– А ты пойдешь?
Стив пожал плечами, уголки его губ дрогнули.
– Если ты хочешь.
– Хочу, – уверенно ответил Баки. Настроение резко подскочило вверх. Надо же, Стив предложил ему пойти на танцы. Кажется, Земля остановилась, а потом решила покрутиться не в ту сторону. И всего-то нужно было стать призывником. Почувствовав прилив сил, Баки вскочил с кровати и стал быстро раздеваться, намереваясь принять душ. Стив наблюдал не отворачиваясь – они не испытывали смущения друг перед другом. В какой-то момент его взгляд стал удивленным, и Баки знал почему. Еще два месяца назад снятые вещи валялись бы по всей кровати, а то и на полу, сейчас же все было сложено в аккуратную стопочку. Армия научила Баки собранности.
– Ты изменился, – спокойно заметил Стив. Баки пожал плечами и подошел к шкафу, чтобы положить туда вещи и взять полотенце с чистым бельем.
– Там это практически неизбежно.
Собрав все необходимое, он снова повернулся к Стиву. Тот продолжал внимательно смотреть на него, потирая подбородок длинными пальцами. Без зависти – эта эмоция была ему чужда, – без какого-либо другого подтекста, просто подмечая детали взглядом художника. Баки было интересно, что он видел перед собой, но спросить не решился, молча отправившись в душ.
Стоя под теплыми струями воды, Баки думал, что сам Стив в армии бы не изменился. Он и без того аккуратный, дисциплинированный, исполнительный, внимательный. И в то же время он мог бы стать хорошим командиром, потому что в нем был стержень. Стальной, несгибаемый, заметный всем, у кого есть глаза. И Стив так хотел на войну… В этом была какая-то ирония. Стив стремился к тому, чего получить не мог; Баки же, наоборот, боялся и не желал того, что было ему навязано. И они оба никак не могли друг друга понять. В школе было намного проще. Баки помнил, каким эгоистичным ублюдком он был, да и сейчас, что бы Стив ни говорил, он мало изменился. Если бы кто-нибудь предложил ему поменяться со Стивом местами, смог бы он отказаться? Нашел бы в себе силы и достаточно совести? Баки не задавал себе этого вопроса, потому что боялся ответа.
Чертова война.
У Баки осталось две недели, прежде чем она поглотит его, и он собирался провести их с пользой.
В «Джимбо» на этот раз были танцы в стиле двадцатых годов: перья, меха, блестки – у девушек; строгие костюмы, шляпы, сигары и прилизанные гелем волосы – у парней. Это сильно походило на маскарад, но Баки нравилось. И хоть никакой особой атрибутики у него не было, он успешно изображал из себя гангстера, пародируя известные фильмы. Девчонки смеялись и просили продолжать, а парни аплодировали и покупали ему выпивку. Они рады были его видеть – бывшие одноклассники и коллеги, хотя не со всеми он был в хороших отношениях. Новость о том, что он идет на войну, почему-то многое поменяла.
Хотя тут почти никто не говорил о войне. Только пара человек, сидящих за барной стойкой и уже порядком набравшихся. Стив тоже сидел там, не говорил, но слушал и мучил уже час одну кружку пива. Баки несколько раз подходил к нему, но его почти сразу утягивали на танцпол. Стива же вытащить туда смогло бы, наверное, лишь заявление, что это как-то остановит войну. В конце концов Баки решил его не трогать, позволяя слушать пьяные бредни о фронте тех, кто пока там не был. Сам же он предпочитал веселиться и в итоге умудрился даже слегка перебрать.
– Скучаешь, – чуть обвинительным тоном произнес Баки, садясь рядом со Стивом на высокий стул. Его тут же повело в сторону, и он вцепился Стиву в плечо, пытаясь удержаться на сидении.
– Ну почему же, – хмыкнул Стив. – Я очень повеселился, глядя, как ты танцуешь чарльстон после пяти стаканов виски.
– Боже, надеюсь, утром я об этом забуду, – застонал Баки, утыкаясь горячим лбом в барную стойку.
– Надеюсь, ты не забудешь этого никогда.
– Ты жестокий человек, Стивен Роджерс.
Стив снова усмехнулся, но оставил это заявление без ответа. Вместо этого он спросил:
– Нам не пора домой?
Баки поднял ставшую тяжелой голову и, привалившись плечом к Стиву, ответил:
– Ты в любой момент можешь уйти.
– И оставить тебя в таком состоянии? Вот уж нет.
– Думаешь, мне никто не поможет? – фыркнул Баки, опершись подбородком на плечо Стива. Так разговаривать было почему-то удобнее. Только глаза непроизвольно закрывались. Может, правда стоит пойти домой?
– Не хочу это проверять. Я тебя сюда привел, я тебя и отведу домой.
– Я не ребенок, Стиви. Я воевать пойду.
Стив замер, даже, кажется, дышать перестал. А потом повернул к нему чуть голову, так, что их лица вдруг оказались близко-близко, и даже в полумраке помещения глаза Стива сверкали ярко.
– Это будет потом. А пока дай мне о тебе позаботиться.
– Ты всегда обо мне заботился, – пробормотал Баки, уже даже не соображая, что говорит. Веки стали почти неподъемными, в голове поселился туман, Баки слегка мутило. – А я не всегда отплачивал тебе добром.
– Это ложь, придуманная тобою для себя же, – ответил Стив, прикоснувшись прохладными пальцами к виску Баки.
Что было дальше, Баки почти не помнил.
Проснулся он в своей кровати, когда часы уже пробили полдень. На табуретке рядом стоял стакан воды и лежала таблетка. Обычная, белая, без опознавательных знаков, но Баки выпил ее, не сомневаясь. Стив всегда лучше знал, что ему нужно. Ну ладно, почти всегда.
Кстати, о Стиве.
Баки огляделся и выяснил, что в комнате он один, и судя по тому, какая стояла тишина, Стива не было ни на кухне, ни в ванной. Нахмурившись, Баки попытался вспомнить, какой на календаре был день недели, и вроде получалось, что выходной. Так куда Стив мог деться? Вчера он, кажется, ничего не говорил о своих планах. Впрочем, Баки не стал бы утверждать со сто процентной уверенностью, воспоминания о вечере местами были довольно туманны. Ох и нажрался же он! Баки усмехнулся. Удивительно, что Стив ему это позволил. Наверняка решил, что Баки сейчас это нужно. Может, и так. Пей-не пей, утро все равно наступит, и придет время справляться с проблемами. Такими, как посещение родителей, например. И жаль, что Стив ушел, Баки было бы легче, если бы они пошли вдвоем, может, тогда мама бы сдержалась, а так не существовало ни шанса, что она не будет рыдать. Застонав, Баки потер лицо руками и осторожно выбрался из кровати. Холодный душ – вот что отлично помогает от похмелья, а после можно определиться с планами на день.
Вечер с самого начала был дерьмовым. У родителей встреча прошла именно так, как Баки боялся: со слезами, истериками, хмурыми взглядами. Хотя стоило признать, мать держалась долго, отец явно проводил с ней воспитательную беседу, но в итоге они все равно пришли к тому же, что и два месяца назад, когда Баки пришла повестка.
Дерьмовый вечер плохо начался и плохо закончился. Баки сбежал из родительского дома. Психанул, наговорил всякого и вылетел на улицу быстрее, чем отец успел сказать его имя. На часах была почти ночь – Баки хотел остаться у родителей, но вот не сложилось. И сигареты закончились. В их со Стивом квартире, Баки помнил, была заначка. Он шел по темным бруклинским улицам и думал об этом, потому что о чем-то еще думать просто не мог. Не хотел. Встреча с родителями словно выжгла что-то внутри, и снова появилось это чувство.
Он не вернется домой.
Материнское сердце ведь не обманешь, многие так говорят. И мать чувствовала, что Баки не вернется. И смотрела так на него, будто все закончилось. Будто знала наверняка.
Дерьмовый вечер.
Хорошо только, что до квартиры идти недолго. А там заначка. Вот только где же Баки ее оставил? Он нашел ее во втором ящике тумбочки при входе. Обрадовавшись, потянулся к пачке и заметил еще кое-что. Кажется, заначка здесь была не у него одного. Только были это не сигареты, а билеты из кинотеатра. Одни и те же фильмы, которые Стив смотрел по несколько раз на неделе. Впрочем, он вряд ли оставался до конца, уходил сразу после агит-роликов про войну. Тратил половину своей зарплаты на кино, все два месяца. Чокнутый придурок. Баки фыркнул и покачал головой, беря в руки какую-то бумажку, лежащую в углу ящика. Это был сертификат пригодности к службе с пометкой 4F. Не тот, что Баки видел раньше. Город другой и дата… сегодняшняя.
Справа раздался шорох, Баки обернулся и увидел сонного лохматого Стива, кутающегося в одеяло. Он выглядел так забавно, так знакомо, так по-домашнему, что Баки словно кипятком обожгло изнутри. Он выглядел так, будто не было никакой войны.
– Баки? – удивленно позвал Стив. – Я думал, ты остался у родителей.
– Ты был сегодня в Нью-Хейвене?
Взгляд Стива метнулся к бумажке, которая все еще была у Баки в руках; пальцы, поддерживающие одеяло, сжались сильнее.
– Там сейчас набирают добровольцев, – ответил он, упрямо вздернув подбородок. Баки усмехнулся, сминая в руках несчастную бумажку. Его посетило чувство дежавю. Они уже это проходили два месяца назад, и Баки казалось, что он уже успокоился на этот счет. Но нет, закипало, разгоралось внутри яростное пламя обиды, горечи, страха. Война забирала у него все: его жизнь, его будущее и Стива.
Стива она уже забрала, а он сначала даже не заметил.
– Две недели, Стив, ты не мог подождать? Тебе именно сегодня туда нужно было? – Баки знал уже ответ на этот вопрос, но не мог не спросить.
– Сто седьмой еще не сформирован, я хочу успеть.
– Успеть куда? На тот свет? Господи, Стив, очнись, – губы растянулись в злой улыбке, – ты можешь хоть сто раз пройти комиссию, тебя не возьмут. И правильно сделают. Знаешь, сколько солдат умирает, не дожив до первого боя? Тысячи, десятки тысяч. Знаешь, сколько ты протянешь без своих лекарств и ингалятора? Максимум неделю. Ты хочешь так бездарно сдохнуть?
– Не хочу, – спокойно ответил Стив, – но и тут отсиживаться не буду, пока ты…
– Не делай вид, будто это ради меня, – перебил Баки, четко выговаривая каждое слово. – Не смей взваливать на меня эту ответственность!
– Не смею, ты не при чем. Это мое решение.
Его решение. И снова в голове возник тот дурацки вопрос: если бы был шанс поменяться со Стивом местами, то воспользовался бы Баки им? Сейчас он знал ответ: да. Но забрал бы он не букет болезней, не низкий рост и маленький вес, он бы забрал у него эту уверенность, которой светились глаза Стива, эту веру в правое дело. Баки подобного так не хватало. У него самого в глазах были только отчаяние и страх. Какая ирония.
– Твое. А вот мое. Я лучше каждый день буду выслушивать истерики матери и бесконечные советы отца, чем смотреть на то, как ты кладешь свою жизнь на алтарь этой дурацкой войны.
Баки быстро прошел мимо Стива за своим так и не разобранным рюкзаком, а потом повернул обратно к выходу. Уже у самого порога он услышал:
– Не будь эгоистом.
Фыркнув, Баки обернулся и на ощупь нажал на ручку, открывая дверь:
– Ты не того просишь, Стиви, пора бы это уже понять.
Не дожидаясь ответа, он вышел из квартиры.
Жить у родителей оказалось не так паршиво, как Баки представлял. Мать взяла себя в руки, почти не плакала, иногда даже улыбалась, и казалось, что все снова стало как прежде. Вот только никто не говорил о будущем. Раньше Баки злился, когда родители начинали давить на него, заговаривая о дальнейшей учебе (будто он мало учился), о перспективной работе, о женитьбе. Баки жениться не собирался в ближайшее время, да и учиться тоже. Это Стив был любителем книжек, а Баки и школы хватило. Все говорили, что он умный парень, перспективный, мог бы добиться успеха, но Баки устраивала работа на заводе, которую пришлось бы бросить, если бы он пошел в колледж. А сейчас вместо колледжа он пойдет на войну. Впрочем, о ней он почти не думал – все его мысли занимала ссора со Стивом. Глупая, дурацкая ссора, почти такая же, как и два месяца назад, она заставляла чувствовать вину и злость. Вот ведь какой парадокс, а? Все-таки Баки считал себя хорошим парнем. Он не был злым или завистливым, помогал родителям, когда они в этом нуждались, не бросал друзей в беде, никогда не обижал девушек и не говорил о них ничего плохого (даже если они этого заслуживали), но появлялся Стив, и Баки чувствовал себя самым последним мудаком мира. И несмотря на то, что Баки себя очень любил, он понимал: таких, как он, – полно на свете, и даже если его грохнут на войне, мир не станет хуже. А вот таких, как Стив, – единицы. Он же почти уникальный с этими своими идеалами, верой в справедливость и надеждами на то, что все можно исправить, если захотеть. Стиву не место на войне. Она его сломает, перемелет, пропустит через себя и выплюнет то, что осталось. Баки не хотелось бы допустить подобного, но был ли он вправе решать за Стива?
Я с тобой до конца.
Однажды Баки сказал это. Сказал, чтобы показать Стиву, что он не один. Даже теперь, когда оба его родителя мертвы, у него оставался Бак, его старый друг.
А сейчас, господи, что Баки делает сейчас?
Он продержался три дня. Совершенно бестолковых и пустых. Баки даже пожалел, что после тренировочного лагеря его не отправили сразу на войну. Безделье выматывало почище многокилометрового марш-броска. Все эти три дня Стив исправно звонил ему каждый вечер. И каждый же вечер получал от отца Баки вежливый ответ, что нет, Джеймс не может подойти к телефону. Баки всегда вздрагивал, когда отец клал трубку на рычаг. Хорошо хоть никак не комментировал его упрямство, Баки было достаточно и просто осуждающих взглядов.
Однако на четвертый день Баки понял, что так не может. Не хватало ему сил на то, чтобы вариться в собственных тяжелых мыслях и чувстве вины в одиночку. Поэтому он послал самого себя к черту, взял ключи от квартиры Стива и вышел из родительского дома, не забыв оставить матери записку о том, что ночевать не придет.
В этот раз Баки слабости себе не позволил и, оказавшись перед знакомой дверью, даже не стал тянуться за сигаретами. Стучать не стал, открыл замок сам и тут же понял, что Стива дома нет: ключ провернулся два раза. Когда кто-то был в квартире, можно было ограничиться и одним оборотом. Баки не мог понять, расстроился он или нет. Объяснение со Стивом откладывалось на неопределенный срок. Тот ведь мог не просто задержаться на работе, а рвануть в соседний город проходить медкомиссию. Тогда ждать его следовало только к ночи. В любом случае к родителям Баки сегодня возвращаться не собирался.
Бросив ключи на тумбочку в коридоре, Баки стянул с плеч легкую летнюю куртку и, повесив ее на вбитый в стену гвоздь, прошел на кухню. Немного хотелось есть. Торопясь уйти из дома до прихода родителей, Баки не поужинал. Хотя глупо было надеяться, что у Стива что-то было из съестного: для себя одного он редко готовил. Но Баки ждал сюрприз. В холодильнике обнаружился сверток с курицей и запиской: «Можешь всю ее доесть».
Стив знал, что Баки вернется.
Курица оказалась немного пережаренной и оттого суховатой, но Баки не испортило это настроения. Он срубил почти половину, когда во входной двери заворочался ключ – один оборот – и в квартиру зашел Стив. Меньше минуты он возился в коридоре, а потом появился на кухне слегка взъерошенный и грязный. Причина его позднего прихода оказалась проста, как один цент. Стив опять ввязался в неприятности.
– Знаешь, Стиви, – невнятно произнес Баки, слизывая с большого пальца куриный жир, – если тебя все-таки возьмут на войну, то кто же будет спасать всех несчастных от местных хулиганов, ты думал об том?
Стив, услышав это, замер настороженно и посмотрел на Баки внимательно, словно пытаясь определить, в каком он настроении, а потом несмело улыбнулся.
– Я надеюсь выиграть войну как можно быстрее.
Баки хмыкнул, что-то подобное он и ожидал услышать, а потом вернулся к курице.
– Разрешишь присоединиться? – спросил Стив.
– Кажется, ты написал, что я могу доесть ее всю, – Баки облизнул губы и широко улыбнулся. Стив закатил глаза.
– Не жадничай.
Баки не стал. Пододвинул к противоположному краю небольшого стола остатки птицы и потянулся к полотенцу, чтобы вытереть жирные руки. В принципе, он уже наелся и теперь хотел лишь пить. Пива, к сожалению, в холодильнике не оказалась, потому пришлось заваривать ромашковый чай – единственное, что завалялось на полках. Пока Баки возился с чаем, Стив быстро поглощал курицу, всем своим видом демонстрируя, что обед он пропустил. Баки отметил то краем сознания, но никак комментировать не стал, хотя в другое время обязательно прошелся бы по этому поводу. Сейчас же он просто налил чай в две чашки и, поставив обе на стол, сел напротив Стива. Какое-то время они молчали, бросая друг на друга настороженные взгляды, Баки заговорил первым:
– Ты оставил записку. Так был уверен, что я вернусь? – ему почему-то хотелось прояснить этот вопрос.
Стив пожал плечами.
– Я знаю тебя.
– Я сам решил, что приду, только ближе к вечеру.
– Значит, я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Баки замер, услышав эту простую в общем-то фразу, не зная, что ответить. Возможно, Стив был прав. Или был просто излишне наивен. Баки понятия не имел почему, но Стив верил в него. Скорее всего, он был уверен, что Баки вернется с войны. Баки даже представил эту картину. Как заходит в квартиру, видит свежее белье на постели, ужин на столе и улыбающегося Стива, который обязательно скажет что-то типа «я знал, что ты выживешь». И тогда Баки поймет, что да, Стив действительно в него верил. Единственный, кто. И тогда Баки, наверное, осознает, что он смог, прошел через ад и вернулся.
Баки моргнул. Картинка, вставшая перед глазами, была такой яркой, что понадобилось время, чтобы возвратиться в реальность. В ту самую реальность, в которой он еще не ушел на войну, а Стив сидел напротив него, смотрел внимательно и серьезно, грея руки о края чашки с ромашковым чаем.
– Может, ты прав, – сказал наконец Баки. – Но есть еще кое-что. Я тоже хорошо тебя знаю. Ты не сдашься. Будешь пробовать снова и снова, как бы я ни был против. Даже если тебе каждый раз будут отказывать.
Стив осторожно кивнул и по-птичьи наклонил голову. Шея его – и так длинная – стала казаться еще длиннее. Он смотрелся сейчас так забавно, немного несуразно из-за следов уличной потасовки на одежде и лице. Ничего серьезного, просто грязь, как будто кто-то толкнул его в лужу. И все же он не выглядел униженным. Его били, макали в самое вонючее дерьмо, оскорбляли, пытались растоптать. И он расстраивался, каждый долбанный раз, но никогда не выглядел униженным. Баки понятия не имел, почему эта мысль пришла к нему именно сейчас. Он даже забыл, о чем говорил.
– Так что я пытаюсь сказать, – пробормотал Баки, отвлекаясь. – Так вот я не идиот, или не совсем идиот, я знаю, что ты всегда давал мне выбор, предоставляя право самому решать, как мне жить и с кем общаться, хотя, возможно, тебе не всегда все нравилось. Например моя дружба с Джексом или желание идти работать, а не продолжать учебу в какой-нибудь Академии или колледже. Так что сейчас, кажется, моя очередь.
Баки замолк, уткнувшись взглядом в свою кружку. Ему было чертовски неловко, потому что он вообще-то совсем не умел извиняться. Но он надеялся, что Стив поймет то, что он хотел донести. Да, ему все еще трудно было понять бешеное желание Стива попасть на фронт, но имело ли это значение, когда до войны оставалось чуть больше недели?
– Спасибо, Бак.
– Но не думай, что я не попытаюсь снова тебя отговорить.
Протянувшись через стол, Стив сжал рукой запястье Баки, и только тогда тот смог поднять взгляд.
– Попытайся.
Стив улыбался.
Оставшиеся дни до назначения пролетели почти незаметно. Дня за два Баки получил по почте требование явиться в штаб в назначенный срок. Тогда он четко и ясно осознал, что все, время пришло. Удивительно, но страха он больше не чувствовал, только волнение. Ему было интересно, куда его распределят: в сто седьмой, как он и просил, или в другой полк? Баки понял, что ему не все равно. Родителям и Стиву он ничего об извещении не сказал, хотя они и так знали, что время выходит. И все же он промолчал, собрал заранее сумку, спрятал ее под свою кровать в родительском доме и, никому ничего не сказав, отправился в штаб.
Его распределили в сто седьмой и дали сержанта. Баки не знал, что чувствует по этому поводу, пока не увидел свою форму. Она была совсем новой, чистой, выглаженной, почти хрустела в руках. Баки погладил кончиками пальцев шевроны на плечах кителя и наконец ощутил то, что не ожидал ощутить никогда.
Гордость.
Он сержант Джеймс Барнс из сто седьмого пехотного, и он завтра идет на войну. Больше никакого страха. Потому что есть люди, которые в него верят, он не должен их подвести.
И он вернется. Рано или поздно.
26 лет
– Куда ты прешь с оптикой в окопы? – заорал на него Дум-Дум. – Заляг где-нибудь.
Баки чертыхнулся, но послушался, забыв, что он вообще-то старший по званию. Просканировал местность через прицел, вроде, нашел место, откуда было видно почти все поле. Оно было довольно очевидным, но искушение оказалось слишком велико, чтобы ему сопротивляться. Пробираться пришлось долго, Баки казалось, что он идет целую вечность. Совсем рядом раздался взрыв, земля под ногами дрогнула, Баки в это время полз по горе вверх и, чтобы не упасть, ухватился за траву. Сверху на него посыпались комья земли. Баки выругался еле слышно – земля попала ему за шиворот. До выбранной огневой позиции оставалось совсем чуть-чуть. Баки лег на живот и решил еще раз осмотреться. Это его и спасло.
У немца были очень белые зубы, и он улыбался после каждого выстрела так, будто стрельба по людям доставляла ему невероятное удовольствие. Баки замер, решая, как поступить. Стрелять? Звук передернутого затвора привлечет внимание немца, и тогда еще неизвестно, кто успеет выстрелить первым. У Баки было преимущество, пока враг не знал о его присутствии. Поэтому, не став трогать закинутую за спину винтовку, Баки вытащил спрятанный в голенище нож и быстро, согнувшись в три погибели, побежал к немцу.
Тот все-таки его услышал, хоть и слишком поздно. Баки прыгнул ему на спину, придавив к земле, приставил нож к горлу, но в это время немец обернулся, и лезвие чиркнуло лишь сбоку по шее. Неприятно, однако не смертельно. На землю хлынула первая теплая кровь. Немец боролся за свою жизнь отчаянно и сильно. В какой-то момент он смог сбросить Баки с себя и навалился сверху. Кровь, тонкой струйкой льющаяся из его шеи, попадала на лицо, заставляя жмуриться и отворачиваться. Баки бил ножом почти наугад, и в какой-то момент это сыграло с ним плохую службу: лезвие застряло в бронежилете немца. И застряло крепко, не вытащишь. Баки и не пытался, не было времени. Немец душил его, давил винтовкой на горло, все еще улыбаясь – это было видно даже в темноте. Время будто замедлилось. Где-то вдалеке до сих пор звучали выстрелы, от взрывов дрожала земля, кричали люди, но здесь и сейчас, на этом клочке земли, шла борьба молчаливая и страшная. На мгновение Баки захотелось перестать сопротивляться. Ведь что его ждало впереди? Еще десятки, сотни дней войны? Душной, жуткой, выматывающей. Нескончаемой. А там, за чертой, возможно, что-то есть. Покой. Смерть. Однако мгновение прошло, и Баки, разозлившийся на себя за слабость, стал бороться еще отчаянней.
Немец быстро терял силы из-за ранения, и Баки через какое-то время получилось опрокинуть его на спину. Чужая винтовка оказалась у него в руках, и через секунду деревянный приклад с силой опустился на лицо немца. Один раз, второй, третий. Баки бил и бил, чувствуя, как враг дергается под ним, умирая. Во все стороны брызгала кровь. Теплая и вязкая, она пачкала винтовку, из-за чего стали скользить руки. В какой-то момент Баки понял, что выдохся, чужое оружие тут же упало на землю, и он свалился рядом, дыша тяжело и часто. На немца Баки больше не смотрел. Тот был мертв. Он был мертв еще три или четыре удара назад. Огневая точка теперь принадлежала Баки.
В следующие два дня было затишье. В лагере Баки почти никто не трогал – все видели, каким он вернулся после последнего боя. Конечно, на войне разное случалось, здесь людей рвали на куски, и выживал лишь тот, кто рвал удачней всех, однако вид перемазанного кровью с ног до головы Баки впечатлил даже бывалых солдат. Командира вот тоже, он еще и додумался предложить психологическую помощь, но Баки только отмахнулся, криво усмехнувшись. В конце концов погибший фриц был не самым его страшным кошмаром. Больше этого Баки волновала собственная слабость, проявленная в момент драки с ним, но о ней говорить и вовсе не хотелось. Ни с кем. Наверное, даже со Стивом бы Баки на эту тему не стал распространяться, не то что с чужим человеком. К счастью, кроме командира в душу к нему никто лезть не пытался. Дум-дум только посмотрел один раз пытливо, но ничего не сказал, за что Баки был ему благодарен.
К третьему дню сидения на одном месте они даже заскучали. Единственным событием за все время стал приезд новеньких. После последнего боя их отряд слегка поредел, поэтому это было очень кстати. Новенькие была бодры, еще не сильно измучены и немного напуганы, однако всячески пытались это скрыть. Баки на них смотреть было почти неприятно, особенно когда он вспоминал, что еще совсем недавно был почти таким же. Среди всех выделялся только один парень – кажется, его фамилия была Джонс. Он был черным, что само по себе было удивительно, а еще он потрясающе играл на трубе. Несмотря на это, с ним предсказуемо никто не общался, хотя остальные новенькие старались держаться вместе. Баки даже не удивился, когда Дум-Дум взял парня под крыло. У этого здоровяка с пышными усами была тяга к исправлению несправедливости, совсем как у Стива. И Баки понятия не имел, почему с ним связался, не иначе как из ностальгии по дому. Впрочем, против Джонса он ничего не имел, его цвет кожи волновал не больше, чем усы Дум-Дума, а вот звуки трубы в душе что-то задевали. Что-то, что еще не было выжжено этой страшной войной. Джонс оказался не только талантливым, но и умным, до войны учился в Гарварде, говорил по-французски и мог общаться на такие темы, о которых Баки, закончивший только школу, имел слабое представление. Впрочем, общие интересы у них тоже были. В основном, конечно, оружие и слабый пол.
– Я вам говорю, целая толпа девчонок, все в коротким юбках вот до сюда, – Джонс ударил себя ребром ладони где-то посредине бедра, – скачут, поют, ноги задирают. И все, как на подбор, красавицы, глаз не оторвать. Один мой приятель, Клай, писал мне, что из города в город за ними ездит, только чтобы эти выступления смотреть. Совсем свихнулся, уже тонну денег потратил, но никак не успокоится. А вот мне довелось увидеть лишь однажды.
Фыркнув, Баки затянулся сигаретой – новенькие привезли с собой довольно много курева, и он на правах старшего по званию изъял пару пачек, подумав мельком, что Стив бы его за это непременно осудил. К счастью, Стива здесь не было.
– Тебе хорошо смеяться, – отреагировал на ухмылку Джонс. – У тебя наверняка девчонок было больше, чем я в жизни видел.
Баки пожал плечами, не собираясь ни спорить, ни хвастаться. Сколько бы в прошлом у него не было девушек, на войне с ними было довольно туго. Сейчас он и сам бы не отказался поездить по городам ради выступлений в пользу облигаций, если там были девчонки в коротких юбках. Дум-Дум, кажется, разделял его точку зрения.
– А я бабы уже больше полугода не видел, – заявил он с печальным вздохом. – А сколько не трахался, так и вообще лучше не вспоминать, чтобы не расплакаться. А тут еще и не подрочишь нормально, постоянно кто-то шныряет.
– А ты не стесняйся, как Васкес, – посоветовал Баки, потушив сигарету о каблук своего сапога. – Тот как под одеяло ложится, так давай наяривать. С ним рядом уже никто спать не хочет, парни жребий бросают, кому мучиться на этот раз.
– Правда, что ли? – расхохотался Джонс. – Неужели тут все так плохо?
– С уединением-то? Довольно туго.
– Черт, жаль. Я ведь с собой пару карточек захватил, думал, пригодятся.
Джонс заметно пригорюнился и не заметил, каким взглядом на него посмотрел Дум-Дум.
– И ты молчал? А ну доставай, показывай!
Дум-Дум предвкушающее потер руки и выжидающе посмотрел на ухмыляющегося Джонса. Тот медлил, оттягивая момент, и поочередно глядел то на Дум-Дума, то на Баки, который хоть и пытался казаться особо не заинтересованным, все равно косился выжидающе. На войне было не много вещей, на которые было бы приятно смотреть, сплошные кровь, смерть да немытые тела солдат. И все же, собираясь пялиться на карточки с полуголыми девицами, он чувствовал себя неудачником. К счастью ли к сожалению, таких неудачников тут был целый полк. У некоторых и вовсе от спермотоксикоза поехала крыша. В прошлом месяце произошел один отвратительный и трагичный случай. Двое солдат где-то отрыли чемодан с женскими шмотками и напялили часть на одного из своих – худощавого, кудрявого Эрика Ллойда. Баки как это увидел, думал, что его удар хватит от ярости. Он, конечно, их разогнал и вещи отобрал, но толку-то: на следующий день всё равно стало ясно, что парня хорошо попользовали. Жаловаться никому Эрик естественно не стал. Да и кто бы стал? За такое, во-первых, грозил трибунал, причем всем участникам, независимо от вины, во-вторых, было просто стыдно. Баки после этого трясло дня два, его Дум-Дум самогоном отпаивал из своих секретных запасов, но это почти не помогало. Перед глазами все равно стоял Эрик в этих дурацких шмотках и Эрик с нелепой утиной походкой, бледный до синевы. Да и не только Эрик. Баки мерещился Стив. Нелепый, мелкий Стив Роджерс, который так сильно хотел на фронт. А ведь когда Баки расписывал ему ужасы войны, то такого даже не предполагал.
Эрик, к слову, погиб через неделю. Подставился под пулю глупо и почти без пользы. Тех двоих, что его тронули, потом отметелили так, что еле живы остались, и Баки тут был почти не при чем. Вот только парня было уже не вернуть. Иногда Баки холодно задумывался, что мог бы в горячке боя найти через прицел знакомые макушки и спустить курок. Единственное, чего опасался, это того, что его поймают. Быть расстрелянным из-за таких ублюдков не хотелось.
Тряхнув головой, Баки постарался забыть об этом, хоть и понимал, что бесполезно. Такое не забывается. Хорошо, что Стива здесь не было. Если бы даже он не оказался на месте Эрика, эта история его все равно бы сломала.
– Где там твои карточки? Давай сюда, – потребовал Баки, стараясь отвлечься. Джонс тут же сунул ему под нос разукрашенную картонку, размером с почтовую открытку. Там действительно были изображены три девушки в одинаковых бело-красно-синих костюмах и в касках со звездой на лбу. Белая надпись внизу призывала помочь армии, купить облигации. – И что, ты их видел? Они так по сцене скачут? – ради интереса спросил Баки, отмечая про себя, что эти девицы походили на тех, которые выступали вместе с Говардом Старком на Ярмарке будущего. Возможно, это они и были.
– Видел, но всего две минуты, самое начало выступления. Только и успел схватить пару карточек, прежде чем мне пришлось уйти. Это было одно из первых их выступлений, Клай говорил, что потом их стало много, но я уже был в Европе.
– А это кто? – спросил Дум-Дум, ткнув пальцев в ту карточку, которую держал в руках. Джонс бросил на нее беглый взгляд и пожал плечами.
– Этого парня я не видел, но знаю, что он с ними выступает. Человек-скала. Под два метра ростом, а сила такая, что запросто поднимает мотоцикл.
Баки скептически приподнял брови и забрал у Дум-Дума карточку. А ней были изображены все те же девочки, но теперь там еще был и парень в нелепом красно-сине-белом костюме и в маске. Он действительно был высоким, девчонки еле достигали ему до плеча, и мускулистым. Изображение было мелким и нечетким, однако все равно было заметно, что с фигурой парню повезло. Но поднять мотоцикл?
– Меньше недоверия, друг мой. Клай не склонен к преувеличению. Говорит, поднимает мотоцикл с тремя девчонка на нем. Он слышал, в этого парня, Капитана Америку, угрохали кучу денег, то ли супер-солдата из него пытались сделать, то ли лечили от чего-то, не знаю, но сейчас он танцует кабаре с девчонками в коротких юбках. Отрабатывает вложенные денежки, – Джонс многозначительно подвигал бровями, и парни захохотали.
– Вот это работка! А что он там делает, а не здесь? У нас, конечно, есть и свои супер-солдаты, – Дум-Дум потрепал Баки по макушке, и тот от неожиданности не успел отвертеться и фыркнул, – но помощь бы не помешала.
– Да ладно тебе, Дум-Дум, – лениво заметил Баки, – каждый на войне делает то, что может. Кто-то из винтовки стреляет, кто-то еду морякам готовит, кто-то собирает металлолом в маленькую тележку, – Баки прикрыл глаза на секунду, вылавливая из памяти образ недовольного хмурящегося Стива, – а кто-то трясет ногами на сцене и лапает девчонок за кулисами. К тому же он ведь наверняка и винтовку-то в руках держать не умеет. Будет тут мешаться, притягивать к себе пули и жрать за троих.
– Сколько в тебе злости, сержант Барнс, – хмыкнул Дум-Дум, впрочем, без какого-либо осуждения.
– Я знаю парня, который бы пять лет жизни отдал бы, чтобы быть здесь, рядом со мной. Но у него нет такого тела и таких возможностей. Есть только пять листков с пометкой «негоден».
Баки откинул от себя карточку и потянулся за сигаретами. Снова захотелось курить. Дум-Дум и Джонс переглянулись, будто спрашивая друг друга, что это на Баки нашло, но говорить ничего не стали. Джонс, собрав карточки, спрятал их во внутренний карман куртки, а Дум-Дум забрал у Баки пачку и тоже закурил. Установившаяся тишина была очень кстати. Баки нужно было успокоиться или хотя бы понять, что же его так завело. Подумаешь, качок выступает на сцене вместо того, чтобы подставлять башку под обстрел. Кто бы его осудил за то, что он выбрал себе такую работу? Точно не Баки. Он еще помнил, как сам не мог смириться, что его отправляют на фронт. Может, дело было в том, что парень с карточки кого-то Баки напомнил. Совсем чуть-чуть, неуловимо. То ли наклоном головы, то ли еще чем. И эта ассоциация вызвала дурные эмоции. Черт. Наверное, он просто устал и немного соскучился по дому, вот и мерещится всякое.
Засиделись они в окопах. Засиделись. Пора в бой.
Через две недели Баки словил пулю. Сам он думал, что ничего серьезного в этом нет, но ему сказали, что пуля в нем застряла глубоко, для извлечения понадобилась операция, поэтому его на грузовике вместе с еще несколькими тяжело-раненными вывезли в лагерь, находящийся в восьми километрах от фронта. Говорили, там было хорошее оборудование и работали отличные врачи. Точнее так говорил Дум-Дум, а он мог и приврать ради того, чтобы Баки не сильно возмущался из-за перевоза.
– Да тебя немного подлатают да привезут обратно. Поверь мне, ты еще успеешь здесь сдохнуть, – хмыкнул он, когда Баки уже готовили к перевозке. Лейтенант Донован – их военный врач – давал последние инструкции туповатому медбрату из лагеря, в который им предстояло уехать. Других раненных уже загрузили в машину, оставался только Баки.
– А если вас перекинут, а меня решат отправить в другое место? – озвучил свои опасения Баки. Он не очень-то хотел себе в этом признаваться, но он привязался к некоторым ребятам в сто седьмом, в частности к Дум-Думу и даже новенькому Джонсу. Дружба с ними была единственным приятным моментом во всем этом непрекращающемся хаосе, без ребят Баки, наверное, давно бы полетел с катушек.
– Не решат, – уверенно ответил Дум-Дум. – Ты же наш парень.
Баки этот аргумент не сильно убедил, но в тот момент от него уже ничего не зависело. Наверное, он должен был быть польщен, что его не бросили умирать в каком-нибудь вшивом углу, но довольным Баки себя не чувствовал. Как и умирающим. Однако после, в лагере, ему сообщили, что он счастливый сукин сын: пуля попала ему в бок, но умудрилась не задеть никаких жизненно-важных органов. Если бы она не застряла в нем, то его бы никуда вести не пришлось.
Операция прошла успешно, пулю извлекли, и вот тогда-то Баки и почувствовал себя по-настоящему хреново. Ему казалось, что в него выпустили целую обойму разрывных, такая была адская боль. Его накачивали морфином, и это помогало, но ненадолго, потом боль возвращалась, казалось, с утроенной силой.
Когда ему стало лучше, медсестры стали таскать ему комиксы с Капитаном Америкой, которые сюда присылали пачками. Солдаты их почти не читали, некоторые только таскали листы для того, чтобы делать самокрутки. Бумага в этих комиксах была уж слишком хорошая. Баки тоже не собирался читать, но в медчасти заняться было особо нечем. Комиксы его не увлекли и не понравились. Скорее злили. На войне вели бой не супергерои, а обычные ребята. Без сверхспособностей и несокрушимого щита. Они брали в руки оружие и шли на врага, не имея ни гарантий, ни надежды на то, что доживут до вечера. Их друзья подрывались на минах или падали замертво от одной-единственной точно выпущенной пули, но они все равно шли вперед. Разве они не были героями, достойными комиксов во много раз больше, чем какой-то парень из подтанцовки?
Да, Баки определенно злился. То ли из-за ранения, то ли потому что устал. Иногда он вспоминал Стива и думал, читает ли он эти комиксы. Злится ли так же, как Баки, или скупает все выпуски, чтобы хоть как-то быть ближе к войне. В такие моменты Баки жалел, что Стив так далеко, ему хотелось бы поговорить с ним. Рассказать обо всем, что произошло за последнее время, выплеснуть накопившиеся горечь и злость, вспомнить немецкого снайпера, до смерти забитого прикладом, Эрика с кривой походкой, жгучую боль от попавшей в бок пули. Умом Баки понимал, что будь Стив действительно здесь, то он не сказал бы ему ничего из того, что хотелось. Но сейчас, когда между ними были тысячи километров, Баки говорил с ним. Говорил, сжимая пальцами дурацкий комикс, будто он как-то связывал их со Стивом. Бумага под пальцами смялась, и бравый Капитан Америка из-за этого стал почему-то выглядеть грустно.
Однажды ночью, почти перед самой отправкой обратно в сто седьмой, Баки приснился сон. В нем ему привиделся Капитан Америка в своем нелепом костюме: высокий, широкоплечий, настоящий гигант. Он был без маски и когда обернулся к Баки, то тот увидел, что у Капитана лицо Стива. Те же глубокие голубые глаза, те же упрямо поджатые губы, те же суровые морщинки на лбу. Вокруг Стива крутились ярко-накрашенные девчонки, они смеялись, что-то пели, хотя слов слышно не было, дергали Стива за руки, но тот не обращал на них внимания, только смотрел куда-то вдаль, Баки за спину.
Баки знал, что там. Там была война.
И Стиву хотелось туда, но что-то удерживало его на месте, Баки не видел и не мог понять, что. Он открыл рот, чтобы позвать Стива, но не смог, горло перехватило. Но он вдруг понял, что отчаянно желает, чтобы Стив на него посмотрел, чтобы заметил, вспомнил про него. Но голоса не было, и руки не двигались, а ноги словно приросли к полу.
«Стив, – думал Баки, глядя на застывшую фигуру Капитана Америки, – я здесь, Стив. Посмотри на меня, Стив. Ты очень нужен мне сейчас».
Но Стив не смотрел на него, он глядел ему за спину. На войну.
Позже, проснувшись и вспоминая сон, Баки думал, что есть нечто забавное в том, что его сознание совместило картонного супергероя и Стива. Ведь, по сути, он единственный из тех, кого Баки знал, кто был бы достоин сверхспособностей, потому что он был супергероем даже тогда, когда у него не было сил, доступных и обычному взрослому человеку. Такому, как Баки.
Стив был суперчеловеком всегда, и Баки ужасно его не хватало.
К счастью, рефлексировать на эту тему у него не было времени. Его наконец-то возвращали в сто седьмой, который, Баки слышал краем уха, собирались отправить в Аззано. Баки ничего не имел против, Аззано так Аззано. Главное, что он успел выздороветь до того, как его полк перебросили. Ему снова повезло. Возможно, он и правда счастливый сукин сын.
Эта глава, как и предыдущая, не бечена.
~3500 слов
26 лет (часть II) - NEW
Они так и не поговорили о Капитане Америка. Возможно, Стиву и хотелось рассказать, как это дерьмо с ним произошло, но Баки не спрашивал, и он решил, наверное, что тому это не интересно. На самом деле любопытно было, но существовали вопросы и поважнее. Например, как четырёмстам солдатам дойти до лагеря, встретив, по возможности, как можно меньше фашистов. К бою они были не совсем готовы. Особенно Баки. Первый день переправы он провалялся в отключке. Отрубился почти сразу, как стало понятно, что они прорвались, и очухался только через сутки. А, придя в себя, решил, что в плену у него окончательно спеклись мозги, и он бредит. Стив – Капитан Америка? Побойтесь бога, такое Баки, кажется, уже снилось. Потребовались, наверное, еще сутки, чтобы он окончательно осознал, что нет, все правда, этот здоровый парень, имеющий знакомое лицо, действительно его друг детства. Это не шутка, не галлюцинация, не бред воспаленного сознания. Вот тогда, наверное, и стоило спросить, как так получилось, что произошло, но Баки не спросил, только улыбнулся нервно, когда Дум-Дум, хлопнув его по спине, заявил:
– А этот Капитан Америка, кажется, неплохой парень, а?
Неплохой, да. Наверное. Беда в том, что Баки понятия не имел, какой он, этот Капитан Америка. Он не был с ним знаком, видел только издалека, когда тот раздавал указания, четкие и правильные, когда вел за собой целый батальон полумертвых от усталости солдат, когда принимал благодарности от спасенных им людей. Хотя нет, в последнем случае сквозь маску Капитана Америки проступал знакомый Стив Роджерс, смущенный и робкий. Тот самый, которого Баки и знал. В такие моменты он отворачивался, не в силах смотреть.
Нормально поговорить им удалось только уже на подходе к лагерю, когда Баки мог нормально стоять на ногах и идти вровень со всеми, за левым плечом Стива. Они остановились на привал километрах в двадцати от конечного пункта, несколько человек отправилось вперед на разведку, Баки тоже порывался, но Стив опустил ему на плечо неожиданно тяжелую руку и попросил остаться. Будь это обычный, привычный Стив Роджерс, Баки бы отшутился и все равно сделал по-своему, но с этим новым парнем, Капитаном Америкой, спорить не стал. В конце концов тот был здесь командиром. Так что Баки только пожал плечами и отошел в сторону от всех. Хотелось побыть одному.
К сожалению, ему такой возможности не дали. Стив почти сразу присоединился к нему, сел на землю рядом и бросил на Баки косой взгляд.
– Как ты? – спросил он через минуту, когда молчание стало казаться слегка натянутым. Голос у него был осторожным и как будто слегка извиняющимся. Баки нахмурился, решая, не показалось ли ему. За что Стив мог испытывать вину?
– Я в норме, не волнуйся, – сказал Баки и тут же словно запнулся. Собственное «не волнуйся» показалось почему-то неуместным, будто он внезапно понял, что Стив, возможно, вовсе и не думал волноваться.
– Идти осталось недолго. А в лагере должны быть врачи.
– Да, я знаю, – рассеянно произнес Баки, – я там был, когда меня подстрелили.
Стив не ответил, ни сразу, ни через минуту. Баки удивлено к нему обернулся и заметил, каким застывшим и жестким стало его лицо.
– Эй, ты чего?
– Прости меня, – вместо ответа сказал Стив. Баки опешил.
– За что?
– За то, что ты был тут, а я… – Стив махнул рукой с досады.
– Тебя вообще не должно было быть здесь, – дернул плечом Баки. – Ты должен быть в Бруклине, работать, рисовать, ждать свою единственную и смотреть на войну лишь с экранов в кинотеатрах. А здесь тебе делать нечего.
– Все еще считаешь, что я не справлюсь? Если ты не заметил, кое-что изменилось, – у любого другого эта фраза прозвучала бы издевательски или самодовольно, но не у Стива. В его тоне не было ни грамма самолюбования, только констатация факта.
– Война – грязное дело. То, что ты стал выше и шире в плечах, не делает тебя приспособленным к ней.
– Я не ребенок, Баки.
– Знаю, но ты понятия не имеешь, во что ввязываешься, – покачал головой Баки, понимая, что на самом деле у него нет ни одного аргумента, чтобы заставить Стива вернуться к своим выступлениям и забыть о войне. Да даже если бы и были, едва ли он к ним прислушался.
– Я зашел слишком далеко, чтобы отступать, – Стив вытянул вперед руку и сжал ее в кулак, мышцы предплечья напряглись, натянули ткань дурацкой звездно-полосатой формы. Не удержавшись, Баки положил ладонь на руку Стива и провел по ней от запястья до локтя. Ничего сверхъестественного он не нащупал, мышцы были обычные, уж точно не надувные. Если бы Баки не знал, он бы решил, что появились они вполне естественным путем.
– Все равно я бы предпочел, чтобы ты остался в Бруклине, – упрямо сказал Баки, намереваясь оставить за собой последнее слово. Стив улыбнулся.
– Да. И мне приятно это знать.
– О-о-о, только не обольщайся на свой счет. Ты все еще меня безмерно раздражаешь, – Баки фыркнул и легонько ударил Стива по плечу кулаком.
– Уверен, что так и есть.
– Рад, что мы друг друга поняли. А теперь тебе, кажется, нужно вернуться к своим капитанским обязанностям. Наверняка это стадо баранов, которое ты притащил с собой из Австрии, ждет какого-нибудь твоего приказа. Уверен, они теперь даже поссать без твоего разрешения не решатся.
– Почему ты так говоришь? – нахмурился Стив. Сравнение ему явно не понравилось. – Разве среди них нет твоих друзей?
– Среди них не только мои друзья, – хмыкнул Баки, доставая из голенища заныканную сигарету: кто-то из ребят нашел пару блоков в одном из танков, – я сам среди них.
Стив покачал головой, но спорить не стал, поднялся и ушел. Возможно, ему больше хотелось остаться, но Баки пока не был готов продолжить разговор, который стал принимать какой-то совсем уж личный характер. К этому новому Стиву сначала следовало бы привыкнуть, лишь потом выворачивать перед ним душу. В какой-то степени Баки даже чувствовал себя обманутым. Все это время именно Стив был той ниточкой, которая удерживала его от полного погружения в бездну. Ему самому тяжело было в этом признаться, но та самая вера Стива в то, что он, Баки, вернется, и все станет хорошо, помогала ему выживать все это время. Баки знал, что у него есть к кому возвращаться. Теперь все стало иначе. Стив был рядом и в то же время невыносимо далеко. Он был прежним и одновременно совершенно другим. Баки отчетливо осознавал, что неприязнь к Капитану Америке начинает перерастать в настоящую ненависть. Капитан Америка отбирал у него друга. Единственного человека, который когда-либо в него верил.
Или, может, все это было у Баки в голове. После плена там был тот еще беспорядок. Он не был уверен, что готов узнать ответ на этот вопрос. Потому что пока Баки не знал ответа, он мог еще на что-то надеяться.
– Эй.
Баки вздрогнул и чуть не выронил сигарету, которую еще даже не зажег. Впрочем, у него не было спичек, чертовы немцы отобрали у него все, что было.
– Огонька?
Баки на колени упал небольшой коробок. Закатив глаза, Баки прикурил и кинул спички обратно Дум-Думу, даже не поблагодарив. Хотя тот, в принципе, и не ждал ничего подобного.
– Я сегодня притягиваю компанию, словно магнит железо, – пожаловался Баки. Дум-Дум хмыкнул. Он не стал садиться рядом, остался стоять, прислонившись к соседнему дереву и глядя перед собой.
– Имеешь в виду Капитана Америку? – спросил он после паузы.
– А то ты не видел.
– Видел. Он выглядел не очень-то довольным.
– Тебе-то какое дело?
– Я думал, вы друзья.
– Мы и есть друзья. Лучшие. С самого детства, – с долей сарказма ответил Баки.
– Оно и заметно, – ровным тоном произнес Дум-Дум, разозлив Баки этим до чертиков. Тот даже на ноги вскочил и, кинув недокуренную сигарету на землю, втоптал ее ботинком в почву.
– Какое тебе дело до моих отношений со Стивом?
– Никаких. Но всем есть дело до твоих отношений с Капитаном Америкой. Ни для кого не секрет, что он тебя поперся вытаскивать из плена, но повезло-то всем нам. Он не просто командир, а чуть ли не герой для каждого. Я знаю, что некоторых ребят тут твое поведение напрягает. Они считают, что ты завидуешь капитану.
– А ты как думаешь? – фыркнул Баки, складывая руки на груди.
– Я думаю, что тебе следует быть осторожным, – взгляд, которым Дум-Дум одарил Баки, был предельно серьезным. – И я тебе сейчас говорю не об этих, – Дум-Дум кивнул в сторону солдат. – Эти побояться трогать друга детства Капитана Америки, но есть люди и более влиятельные, которые могут не простить тебе пренебрежения к национальному герою.
– Я не отношусь к Стиву с пренебрежением. Больше нет.
– Я повторю, мы говорим не о твоем приятеле Стиве.
– А я говорю о нем, – настойчиво повторил Баки. – Потому что я не собираюсь забывать о Стиве в пользу чертового Капитана Америки. Он мне нужен, я без него сдохну, понимаешь ты или нет?
Дум-Дум не ответил, но взгляд его изменился, став более внимательным и… что-то промелькнуло в нем еще. Но так быстро, что Баки не понял, что это была за эмоция.
– Не думал, что у тебя все настолько запущено, – ровным голосом произнес Дум-Дум.
– Что ты имеешь в виду? – начал снова заводиться Баки. Он не любил, когда говорили загадками, предпочитая прямоту и честность. И раньше Дум-Дум придерживался этой же политики, но сейчас предпочел неловко съехать с темы, будто внезапно обнаружил, что узнал больше, чем когда-либо хотел бы.
– Тебе следует поесть. Плен не пошел тебе на пользу, выглядишь дерьмово.
Баки жестом показал, что не нуждается в оценке своего внешнего вида. Дум-Дум фыркнул и, отлипнув от дерева, вернулся к ребятам, с которыми они познакомились в плену и во время побега. Вскоре к ним присоединился и Капитан Америка. Баки же так и не сдвинулся с места, предпочитая наблюдать со стороны. Отсюда все и так было хорошо видно. Даже больше, чем вблизи. То, как менялись лица солдат, когда Капитан Америка подходил к ним. Кто-то начинал смотреть с уважением, кто-то с благоговением, кто-то с радостью и благодарностью, а кто-то с завистью. Баки впервые подумал, что скорее всего его эмоции были столь же очевидны. Для всех, кроме Стива. Если это действительно так, то Дум-Дум прав, следовало быть осторожнее, ведь Стив Роджерс больше не принадлежал Баки безраздельно. Он стал Капитаном Америкой, а тот был национальным достоянием и героем, спасшим четыреста человек. Ну а если от одной только мысли об этом Баки начинал чувствовать себя еще более одиноким, чем в первые дни на войне, то это были исключительно его проблемы и ничьи больше.
Да здравствует Капитан Америка!
Если бы три, пять или семь лет назад кто-нибудь рассказал Баки про Пегги Картер, то он посоветовал бы этому кому-то перестать мечтать и обратить внимание на обычных земных девчонок из Нью-Йорка, которые хоть и не умеют виртуозно стрелять из пистолета, но зато, во-первых, существуют, во-вторых, значительно более доступны. Если бы кто-то раньше описал Баки Пегги Картер, то он решил бы, что это чья-то недостижимая мечта или фантазия, но никак не живой человек из плоти и крови. Потому что Пегги Картер была идеальна. Она была шикарной женщиной, хорошим человеком и прекрасным агентом.
Пегги Картер превосходно подходила Капитану Америке. Но это было еще не все. Она превосходно подходила так же и Стивену Роджерсу, пареньку из Бруклина, который с самого подросткового возраста мечтал о девушке, способной обсудить с ним военную тактику.
Агент Картер чем-то напоминала Баки несостоявшуюся девушку Стива Виолетт, и в то же время между ними не было ничего общего. Пегги Картер была более уверена в себе, она не преследовала никаких скрытых целей, а еще она словно бы не замечала Баки, который тенью следовал почти за каждым шагом Стива. Впрочем, в последнем они с Виолетт как раз-таки были похожи, однако если Виолетт не замечала Баки демонстративно, то Картер действительно словно смотрела сквозь него. И Баки понятия не имел, чем он заслужил такое отношение. Не то что бы ему хотелось во все это влезать, но Картер, кажется, что-то значила для Стива, поэтому Баки хотелось понять ее.
Или просто дело было в том, что Баки не любил, когда к нему относятся с пренебрежением.
продолжение в комментариях
для обзоров Мстителей
Автор: t_nesmeyana
Бета: Halisa aka NaVi
Персонажи: Джеймс «Баки» Барнс, Стив Роджерс
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R-NC-17 (планируется)
Статус/Размер: в процессе, макси, пока ~22 000 слов
Саммари: Это история Баки: его дружбы, предательства, выбора. Это история сержанта Джеймса Барнса: его жертвы, любви, ревности и смерти. Это история Зимнего солдата: его раскаяния, вины и прощения. Но вообще-то это просто история одной дружбы.
От автора: не меня одну сбило с толку поведение Баки в некоторых моментах в «Первом мстителе», поэтому мне захотелось немного поиграть с его характером. Всегда ли он был преданным и верным другом? Может, история их со Стивом дружбы сложнее, чем кажется? Короче, это всего лишь моя фантазия на тему. Но предупреждаю, Баки вам местами может не понравиться.
Первая тема.
Ссылка на закачку всей первой части "Баки"
25 лет
Часть вторая
Сержант Джеймс Барнс
25 лет
Сержант Джеймс Барнс
25 лет
– Подполковник Френч, рядовой Джеймс Барнс по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Баки, вытягиваясь в струнку и приложив руку к краю пилотки. Подполковник, до этого что-то писавший на бумаге с гербом вверху листа, оторвался от своего занятия и поднял глаза на напряженного Баки.
– Вольно, солдат.
Баки тут же расслабился и опустил взгляд на подполковника. Руки ужасно захотелось сунуть в карманы, но здесь этого делать было нельзя, поэтому Баки просто сжал их в кулаки.
– Ответь мне, солдат, когда ты получил повестку, о чем ты подумал в первую секунду?
Вопрос застал Баки врасплох. Впрочем, как и сам вызов к подполковнику. Баки находился на тренировочной базе уже три недели и ничем особым от остальных новобранцев не отличался. Он не дрался ни с кем, не нарушал устава, не спорил с командованием. Он все еще до конца не верил, что его отправляют на войну. Все время казалось, что вот сейчас к ним приедет какая-нибудь большая шишка и скажет: отбой, ребята, Америка не будет ни с кем воевать.
Баки знал, что этому не бывать. Не после Перл-Харбор.
– Я не удивился, сэр, – осторожно ответил он на вопрос. – У меня подходящий возраст, отличное здоровье и хорошие спортивные показатели.
– То, что ты не удивился, я понимаю, но я о другом спросил. О чем ты подумал? – подполковник закончил писать и, отодвинув от себя бумагу, посмотрел на Баки. Тот прикусил губу, пытаясь вспомнить, но в голову ничего не шло. Кажется, в тот момент он вообще ни о чем не думал, только ощущал странную пустоту в груди и обреченность.
– О том, что мать расстроится, – выдал Баки, как ему показалось, нейтральный ответ. Но, видимо, подполковник уже успел сделать какие-то выводы. Он хмыкнул в рыжие усы, взгляд его изменился, став более заинтересованным.
– Не очень-то рвешься в бой, да?
– Я не трус, сэр, – сквозь зубы процедил Баки, почувствовав обиду из-за замечания.
– Я этого не говорил, – покачал головой подполковник. – Но ты не из тех, кто безрассудно лезет в пекло. Мой вопрос не случаен. Несколько дней назад я получил результаты твоих тестов и решил понаблюдать за тобой, это дало мне некоторую пищу для размышлений.
– Я не понимаю, сэр.
– Снайперы, рядовой Барнс. Что ты знаешь о них?
Баки на секунду задумался.
– Снайперы стреляют с дальнего расстояния из укрытия. Их задача – устранить как можно больше солдат неприятеля и не выдать своего месторасположения.
– Верно, – кивнул подполковник. – Некоторые считают такое ведение боя трусостью. А ты как думаешь?
– Если снайпер эффективен, то это не имеет значения, – ответил Баки, уже понимая, к чему идет разговор.
– Это правда. Но снайпер эффективен только тогда, когда у него холодная голова. Намного легче убивать в горячке боя, а не лежа на земле в сотнях метрах от цели. Тяжело быть спокойным, когда твоих товарищей рвут на куски. Но снайперу необходимо управлять своими эмоциями, только тогда у него есть шанс выжить и убить столько чертовых ублюдков, сколько возможно. Ты же понимаешь, к чему я это говорю?
– Да, сэр.
– Завтра у тебя начнутся индивидуальные тренировки. Через месяц ты будешь сдавать тесты лично мне. Все понял?
– Так точно, сэр!
– Есть вопросы?
– Нет, сэр! – Баки снова вытянулся в струнку и сжал челюсти так, что на лице заходили желваки. – Разрешите идти, сэр?
– Вольно. Ступай.
Баки снова отдал честь и резко развернулся на каблуках, собираясь уходить. Однако у самых дверей голос подполковника догнал его:
– Ах да, забыл сказать. Тренировать тебя будет русский офицер, имей в виду. У них там снайперское дело лучше развито.
– Есть, сэр, – без особого энтузиазма отозвался Баки. Подполковник хмыкнул и указал на дверь:
– Иди.
Баки кивнул и вышел из кабинета.
Снайпер, значит. Что ж, Баки, в принципе, было по барабану. На войне не было безопасных специальностей. Снайпер, танкист, медик, связист, кок – умирали все. Кто-то позже, кто-то раньше, Баки не испытывал на этот счет иллюзий. Когда ему пришла повестка, мать прорыдала три дня, а отец ходил мрачнее тучи. Только Стив отреагировал иначе, и от одного лишь воспоминания об этом Баки начинал заводиться. Не стоило сейчас об этом думать. Баки нужно было сосредоточиться на том, чтобы получить как можно больше навыков выживания, а потом постараться не сдохнуть.
Отличный план.
***
Заканчивалась уже вторая сигарета, и на этом следовало бы остановиться. Баки не курил два месяца, это был отличный шанс бросить, но тогда у него не было бы повода торчать напротив входа в их со Стивом квартиру, сверля дверь тяжелым взглядом. Следовало поехать к родителям. У Баки было две недели до назначения и распределения, которые ему разрешили провести дома, в Бруклине. Он был бы идиотом, если бы отказался, хотя считал, что есть в этом что-то извращенное – дать солдату снова пожить нормальной жизнью, чтобы потом отправить в самое пекло.
В любом случае в эти две недели Баки не собирался думать или говорить о войне. И хоть дома с этим было бы намного проще, он все равно пришел к Стиву. Прошло два месяца, а Баки до сих пор в деталях помнил, как они поругались почти перед самым отъездом в тренировочный лагерь. Каким упрямством горели глаза Стива, когда он говорил о своем намерении идти на войну с Баки, и какую бессильную злость чувствовал тот, слушая это. Он не боялся за Стива, о нет. Баки знал, что никто в здравом уме не признает Стива годным к службе. И не ошибся в этом. Но энтузиазм Стива, видимо, подействовал слишком сильно на выбитого из колеи Баки, и его сорвало. Когда он узнал, что Стив пошел в призывной пункт еще раз, соврав о своем местожительстве и об астме, то Баки просто перестал с ним разговаривать. А потом уехал в Висконсин.
Сейчас Баки понимал, что отреагировал слишком остро. Стив лишился обоих родителей за совсем короткий срок, одного за другим. Сначала отец погиб от рук нацистов, потом мать угасла от туберкулеза, Стив остался один. Наверное, он просто устал терять близких людей и ощущать собственную беспомощность. Баки – единственный, кто у него остался – и тот уходил на войну.
Вторая сигарета закончилась, и Баки достал из пачки третью, когда дверь квартиры открылась и Стив появился на пороге.
– Ты еще долго будешь здесь сидеть?
Баки вздрогнул, чувствуя себя так, будто ему снова пятнадцать, и быстро спрятал пачку обратно в карман.
– Как давно ты знаешь, что я здесь? – недовольно спросил он, поднимаясь.
– Минут пять, – пожал плечами Стив, глядя на приближающегося Баки. – Как доехал?
– Нормально.
Баки остановился в шаге от него, ощущая себя странно под пристальным взглядом. Все казалось неправильным: и формальный вопрос, и собственный пустой ответ. Они со Стивом никогда раньше так не ругались, и для Баки стало сюрпризом, как ужасно он себя при этом чувствовал.
– Разрешишь войти?
Стив вскинулся, услышав вопрос, взгляд его изменился, став растерянным, плечи дрогнули и вдруг расслабились, на губах появилась осторожная улыбка.
– Иди сюда, – сказал он, протягивая руку.
Тяжелый рюкзак соскользнул со спины на пол, и Баки шагнул к Стиву, обнимая его.
– Придурок, – фыркнул Стив ему в ухо.
– Тупица, – отозвался Баки забытой присказкой. Когда-то в детстве они так мирились после редких споров и ссор. Это было как заклинание, которое означало наступивший мир. Сейчас им было по двадцать пять, но это снова сработало.
В квартире за время отсутствия Баки ничего особо не изменилось, только стало чуть светлее из-за того, что Стив снял шторы с окон. Видимо, так было нужно для его рисунков, Баки в этом не разбирался. Однако Стив никогда не делал что-то просто так, на все была причина. Бросив рюкзак у стены, Баки подошел к своей кровати, застеленной свежим бельем, – Стив готовился к его приезду – и упал на нее, раскинув руки и ноги. После его лежанки в казарме она казалась удивительно мягкой. Стив сел напротив, на свою кровать, и уставился перед собой. На какое-то время в комнате воцарилась оглушительная тишина, прерываемая только громким тиканьем часов.
Тик. Так.
Тик. Так.
Тик. Так.
– И насколько ты здесь?
– На две недели.
Тик. Так.
Тик. Так.
– Ты уже знаешь, куда тебя…
– Нет.
Тик. Так.
– Пойдешь сегодня куда-нибудь?
Баки перевел взгляд на Стива, с удивлением и любопытством спросил:
– Есть куда?
– В «Джимбо» сегодня какие-то тематические танцы.
– А ты пойдешь?
Стив пожал плечами, уголки его губ дрогнули.
– Если ты хочешь.
– Хочу, – уверенно ответил Баки. Настроение резко подскочило вверх. Надо же, Стив предложил ему пойти на танцы. Кажется, Земля остановилась, а потом решила покрутиться не в ту сторону. И всего-то нужно было стать призывником. Почувствовав прилив сил, Баки вскочил с кровати и стал быстро раздеваться, намереваясь принять душ. Стив наблюдал не отворачиваясь – они не испытывали смущения друг перед другом. В какой-то момент его взгляд стал удивленным, и Баки знал почему. Еще два месяца назад снятые вещи валялись бы по всей кровати, а то и на полу, сейчас же все было сложено в аккуратную стопочку. Армия научила Баки собранности.
– Ты изменился, – спокойно заметил Стив. Баки пожал плечами и подошел к шкафу, чтобы положить туда вещи и взять полотенце с чистым бельем.
– Там это практически неизбежно.
Собрав все необходимое, он снова повернулся к Стиву. Тот продолжал внимательно смотреть на него, потирая подбородок длинными пальцами. Без зависти – эта эмоция была ему чужда, – без какого-либо другого подтекста, просто подмечая детали взглядом художника. Баки было интересно, что он видел перед собой, но спросить не решился, молча отправившись в душ.
Стоя под теплыми струями воды, Баки думал, что сам Стив в армии бы не изменился. Он и без того аккуратный, дисциплинированный, исполнительный, внимательный. И в то же время он мог бы стать хорошим командиром, потому что в нем был стержень. Стальной, несгибаемый, заметный всем, у кого есть глаза. И Стив так хотел на войну… В этом была какая-то ирония. Стив стремился к тому, чего получить не мог; Баки же, наоборот, боялся и не желал того, что было ему навязано. И они оба никак не могли друг друга понять. В школе было намного проще. Баки помнил, каким эгоистичным ублюдком он был, да и сейчас, что бы Стив ни говорил, он мало изменился. Если бы кто-нибудь предложил ему поменяться со Стивом местами, смог бы он отказаться? Нашел бы в себе силы и достаточно совести? Баки не задавал себе этого вопроса, потому что боялся ответа.
Чертова война.
У Баки осталось две недели, прежде чем она поглотит его, и он собирался провести их с пользой.
***
В «Джимбо» на этот раз были танцы в стиле двадцатых годов: перья, меха, блестки – у девушек; строгие костюмы, шляпы, сигары и прилизанные гелем волосы – у парней. Это сильно походило на маскарад, но Баки нравилось. И хоть никакой особой атрибутики у него не было, он успешно изображал из себя гангстера, пародируя известные фильмы. Девчонки смеялись и просили продолжать, а парни аплодировали и покупали ему выпивку. Они рады были его видеть – бывшие одноклассники и коллеги, хотя не со всеми он был в хороших отношениях. Новость о том, что он идет на войну, почему-то многое поменяла.
Хотя тут почти никто не говорил о войне. Только пара человек, сидящих за барной стойкой и уже порядком набравшихся. Стив тоже сидел там, не говорил, но слушал и мучил уже час одну кружку пива. Баки несколько раз подходил к нему, но его почти сразу утягивали на танцпол. Стива же вытащить туда смогло бы, наверное, лишь заявление, что это как-то остановит войну. В конце концов Баки решил его не трогать, позволяя слушать пьяные бредни о фронте тех, кто пока там не был. Сам же он предпочитал веселиться и в итоге умудрился даже слегка перебрать.
– Скучаешь, – чуть обвинительным тоном произнес Баки, садясь рядом со Стивом на высокий стул. Его тут же повело в сторону, и он вцепился Стиву в плечо, пытаясь удержаться на сидении.
– Ну почему же, – хмыкнул Стив. – Я очень повеселился, глядя, как ты танцуешь чарльстон после пяти стаканов виски.
– Боже, надеюсь, утром я об этом забуду, – застонал Баки, утыкаясь горячим лбом в барную стойку.
– Надеюсь, ты не забудешь этого никогда.
– Ты жестокий человек, Стивен Роджерс.
Стив снова усмехнулся, но оставил это заявление без ответа. Вместо этого он спросил:
– Нам не пора домой?
Баки поднял ставшую тяжелой голову и, привалившись плечом к Стиву, ответил:
– Ты в любой момент можешь уйти.
– И оставить тебя в таком состоянии? Вот уж нет.
– Думаешь, мне никто не поможет? – фыркнул Баки, опершись подбородком на плечо Стива. Так разговаривать было почему-то удобнее. Только глаза непроизвольно закрывались. Может, правда стоит пойти домой?
– Не хочу это проверять. Я тебя сюда привел, я тебя и отведу домой.
– Я не ребенок, Стиви. Я воевать пойду.
Стив замер, даже, кажется, дышать перестал. А потом повернул к нему чуть голову, так, что их лица вдруг оказались близко-близко, и даже в полумраке помещения глаза Стива сверкали ярко.
– Это будет потом. А пока дай мне о тебе позаботиться.
– Ты всегда обо мне заботился, – пробормотал Баки, уже даже не соображая, что говорит. Веки стали почти неподъемными, в голове поселился туман, Баки слегка мутило. – А я не всегда отплачивал тебе добром.
– Это ложь, придуманная тобою для себя же, – ответил Стив, прикоснувшись прохладными пальцами к виску Баки.
Что было дальше, Баки почти не помнил.
Проснулся он в своей кровати, когда часы уже пробили полдень. На табуретке рядом стоял стакан воды и лежала таблетка. Обычная, белая, без опознавательных знаков, но Баки выпил ее, не сомневаясь. Стив всегда лучше знал, что ему нужно. Ну ладно, почти всегда.
Кстати, о Стиве.
Баки огляделся и выяснил, что в комнате он один, и судя по тому, какая стояла тишина, Стива не было ни на кухне, ни в ванной. Нахмурившись, Баки попытался вспомнить, какой на календаре был день недели, и вроде получалось, что выходной. Так куда Стив мог деться? Вчера он, кажется, ничего не говорил о своих планах. Впрочем, Баки не стал бы утверждать со сто процентной уверенностью, воспоминания о вечере местами были довольно туманны. Ох и нажрался же он! Баки усмехнулся. Удивительно, что Стив ему это позволил. Наверняка решил, что Баки сейчас это нужно. Может, и так. Пей-не пей, утро все равно наступит, и придет время справляться с проблемами. Такими, как посещение родителей, например. И жаль, что Стив ушел, Баки было бы легче, если бы они пошли вдвоем, может, тогда мама бы сдержалась, а так не существовало ни шанса, что она не будет рыдать. Застонав, Баки потер лицо руками и осторожно выбрался из кровати. Холодный душ – вот что отлично помогает от похмелья, а после можно определиться с планами на день.
***
Вечер с самого начала был дерьмовым. У родителей встреча прошла именно так, как Баки боялся: со слезами, истериками, хмурыми взглядами. Хотя стоило признать, мать держалась долго, отец явно проводил с ней воспитательную беседу, но в итоге они все равно пришли к тому же, что и два месяца назад, когда Баки пришла повестка.
Дерьмовый вечер плохо начался и плохо закончился. Баки сбежал из родительского дома. Психанул, наговорил всякого и вылетел на улицу быстрее, чем отец успел сказать его имя. На часах была почти ночь – Баки хотел остаться у родителей, но вот не сложилось. И сигареты закончились. В их со Стивом квартире, Баки помнил, была заначка. Он шел по темным бруклинским улицам и думал об этом, потому что о чем-то еще думать просто не мог. Не хотел. Встреча с родителями словно выжгла что-то внутри, и снова появилось это чувство.
Он не вернется домой.
Материнское сердце ведь не обманешь, многие так говорят. И мать чувствовала, что Баки не вернется. И смотрела так на него, будто все закончилось. Будто знала наверняка.
Дерьмовый вечер.
Хорошо только, что до квартиры идти недолго. А там заначка. Вот только где же Баки ее оставил? Он нашел ее во втором ящике тумбочки при входе. Обрадовавшись, потянулся к пачке и заметил еще кое-что. Кажется, заначка здесь была не у него одного. Только были это не сигареты, а билеты из кинотеатра. Одни и те же фильмы, которые Стив смотрел по несколько раз на неделе. Впрочем, он вряд ли оставался до конца, уходил сразу после агит-роликов про войну. Тратил половину своей зарплаты на кино, все два месяца. Чокнутый придурок. Баки фыркнул и покачал головой, беря в руки какую-то бумажку, лежащую в углу ящика. Это был сертификат пригодности к службе с пометкой 4F. Не тот, что Баки видел раньше. Город другой и дата… сегодняшняя.
Справа раздался шорох, Баки обернулся и увидел сонного лохматого Стива, кутающегося в одеяло. Он выглядел так забавно, так знакомо, так по-домашнему, что Баки словно кипятком обожгло изнутри. Он выглядел так, будто не было никакой войны.
– Баки? – удивленно позвал Стив. – Я думал, ты остался у родителей.
– Ты был сегодня в Нью-Хейвене?
Взгляд Стива метнулся к бумажке, которая все еще была у Баки в руках; пальцы, поддерживающие одеяло, сжались сильнее.
– Там сейчас набирают добровольцев, – ответил он, упрямо вздернув подбородок. Баки усмехнулся, сминая в руках несчастную бумажку. Его посетило чувство дежавю. Они уже это проходили два месяца назад, и Баки казалось, что он уже успокоился на этот счет. Но нет, закипало, разгоралось внутри яростное пламя обиды, горечи, страха. Война забирала у него все: его жизнь, его будущее и Стива.
Стива она уже забрала, а он сначала даже не заметил.
– Две недели, Стив, ты не мог подождать? Тебе именно сегодня туда нужно было? – Баки знал уже ответ на этот вопрос, но не мог не спросить.
– Сто седьмой еще не сформирован, я хочу успеть.
– Успеть куда? На тот свет? Господи, Стив, очнись, – губы растянулись в злой улыбке, – ты можешь хоть сто раз пройти комиссию, тебя не возьмут. И правильно сделают. Знаешь, сколько солдат умирает, не дожив до первого боя? Тысячи, десятки тысяч. Знаешь, сколько ты протянешь без своих лекарств и ингалятора? Максимум неделю. Ты хочешь так бездарно сдохнуть?
– Не хочу, – спокойно ответил Стив, – но и тут отсиживаться не буду, пока ты…
– Не делай вид, будто это ради меня, – перебил Баки, четко выговаривая каждое слово. – Не смей взваливать на меня эту ответственность!
– Не смею, ты не при чем. Это мое решение.
Его решение. И снова в голове возник тот дурацки вопрос: если бы был шанс поменяться со Стивом местами, то воспользовался бы Баки им? Сейчас он знал ответ: да. Но забрал бы он не букет болезней, не низкий рост и маленький вес, он бы забрал у него эту уверенность, которой светились глаза Стива, эту веру в правое дело. Баки подобного так не хватало. У него самого в глазах были только отчаяние и страх. Какая ирония.
– Твое. А вот мое. Я лучше каждый день буду выслушивать истерики матери и бесконечные советы отца, чем смотреть на то, как ты кладешь свою жизнь на алтарь этой дурацкой войны.
Баки быстро прошел мимо Стива за своим так и не разобранным рюкзаком, а потом повернул обратно к выходу. Уже у самого порога он услышал:
– Не будь эгоистом.
Фыркнув, Баки обернулся и на ощупь нажал на ручку, открывая дверь:
– Ты не того просишь, Стиви, пора бы это уже понять.
Не дожидаясь ответа, он вышел из квартиры.
***
Жить у родителей оказалось не так паршиво, как Баки представлял. Мать взяла себя в руки, почти не плакала, иногда даже улыбалась, и казалось, что все снова стало как прежде. Вот только никто не говорил о будущем. Раньше Баки злился, когда родители начинали давить на него, заговаривая о дальнейшей учебе (будто он мало учился), о перспективной работе, о женитьбе. Баки жениться не собирался в ближайшее время, да и учиться тоже. Это Стив был любителем книжек, а Баки и школы хватило. Все говорили, что он умный парень, перспективный, мог бы добиться успеха, но Баки устраивала работа на заводе, которую пришлось бы бросить, если бы он пошел в колледж. А сейчас вместо колледжа он пойдет на войну. Впрочем, о ней он почти не думал – все его мысли занимала ссора со Стивом. Глупая, дурацкая ссора, почти такая же, как и два месяца назад, она заставляла чувствовать вину и злость. Вот ведь какой парадокс, а? Все-таки Баки считал себя хорошим парнем. Он не был злым или завистливым, помогал родителям, когда они в этом нуждались, не бросал друзей в беде, никогда не обижал девушек и не говорил о них ничего плохого (даже если они этого заслуживали), но появлялся Стив, и Баки чувствовал себя самым последним мудаком мира. И несмотря на то, что Баки себя очень любил, он понимал: таких, как он, – полно на свете, и даже если его грохнут на войне, мир не станет хуже. А вот таких, как Стив, – единицы. Он же почти уникальный с этими своими идеалами, верой в справедливость и надеждами на то, что все можно исправить, если захотеть. Стиву не место на войне. Она его сломает, перемелет, пропустит через себя и выплюнет то, что осталось. Баки не хотелось бы допустить подобного, но был ли он вправе решать за Стива?
Я с тобой до конца.
Однажды Баки сказал это. Сказал, чтобы показать Стиву, что он не один. Даже теперь, когда оба его родителя мертвы, у него оставался Бак, его старый друг.
А сейчас, господи, что Баки делает сейчас?
Он продержался три дня. Совершенно бестолковых и пустых. Баки даже пожалел, что после тренировочного лагеря его не отправили сразу на войну. Безделье выматывало почище многокилометрового марш-броска. Все эти три дня Стив исправно звонил ему каждый вечер. И каждый же вечер получал от отца Баки вежливый ответ, что нет, Джеймс не может подойти к телефону. Баки всегда вздрагивал, когда отец клал трубку на рычаг. Хорошо хоть никак не комментировал его упрямство, Баки было достаточно и просто осуждающих взглядов.
Однако на четвертый день Баки понял, что так не может. Не хватало ему сил на то, чтобы вариться в собственных тяжелых мыслях и чувстве вины в одиночку. Поэтому он послал самого себя к черту, взял ключи от квартиры Стива и вышел из родительского дома, не забыв оставить матери записку о том, что ночевать не придет.
В этот раз Баки слабости себе не позволил и, оказавшись перед знакомой дверью, даже не стал тянуться за сигаретами. Стучать не стал, открыл замок сам и тут же понял, что Стива дома нет: ключ провернулся два раза. Когда кто-то был в квартире, можно было ограничиться и одним оборотом. Баки не мог понять, расстроился он или нет. Объяснение со Стивом откладывалось на неопределенный срок. Тот ведь мог не просто задержаться на работе, а рвануть в соседний город проходить медкомиссию. Тогда ждать его следовало только к ночи. В любом случае к родителям Баки сегодня возвращаться не собирался.
Бросив ключи на тумбочку в коридоре, Баки стянул с плеч легкую летнюю куртку и, повесив ее на вбитый в стену гвоздь, прошел на кухню. Немного хотелось есть. Торопясь уйти из дома до прихода родителей, Баки не поужинал. Хотя глупо было надеяться, что у Стива что-то было из съестного: для себя одного он редко готовил. Но Баки ждал сюрприз. В холодильнике обнаружился сверток с курицей и запиской: «Можешь всю ее доесть».
Стив знал, что Баки вернется.
Курица оказалась немного пережаренной и оттого суховатой, но Баки не испортило это настроения. Он срубил почти половину, когда во входной двери заворочался ключ – один оборот – и в квартиру зашел Стив. Меньше минуты он возился в коридоре, а потом появился на кухне слегка взъерошенный и грязный. Причина его позднего прихода оказалась проста, как один цент. Стив опять ввязался в неприятности.
– Знаешь, Стиви, – невнятно произнес Баки, слизывая с большого пальца куриный жир, – если тебя все-таки возьмут на войну, то кто же будет спасать всех несчастных от местных хулиганов, ты думал об том?
Стив, услышав это, замер настороженно и посмотрел на Баки внимательно, словно пытаясь определить, в каком он настроении, а потом несмело улыбнулся.
– Я надеюсь выиграть войну как можно быстрее.
Баки хмыкнул, что-то подобное он и ожидал услышать, а потом вернулся к курице.
– Разрешишь присоединиться? – спросил Стив.
– Кажется, ты написал, что я могу доесть ее всю, – Баки облизнул губы и широко улыбнулся. Стив закатил глаза.
– Не жадничай.
Баки не стал. Пододвинул к противоположному краю небольшого стола остатки птицы и потянулся к полотенцу, чтобы вытереть жирные руки. В принципе, он уже наелся и теперь хотел лишь пить. Пива, к сожалению, в холодильнике не оказалась, потому пришлось заваривать ромашковый чай – единственное, что завалялось на полках. Пока Баки возился с чаем, Стив быстро поглощал курицу, всем своим видом демонстрируя, что обед он пропустил. Баки отметил то краем сознания, но никак комментировать не стал, хотя в другое время обязательно прошелся бы по этому поводу. Сейчас же он просто налил чай в две чашки и, поставив обе на стол, сел напротив Стива. Какое-то время они молчали, бросая друг на друга настороженные взгляды, Баки заговорил первым:
– Ты оставил записку. Так был уверен, что я вернусь? – ему почему-то хотелось прояснить этот вопрос.
Стив пожал плечами.
– Я знаю тебя.
– Я сам решил, что приду, только ближе к вечеру.
– Значит, я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Баки замер, услышав эту простую в общем-то фразу, не зная, что ответить. Возможно, Стив был прав. Или был просто излишне наивен. Баки понятия не имел почему, но Стив верил в него. Скорее всего, он был уверен, что Баки вернется с войны. Баки даже представил эту картину. Как заходит в квартиру, видит свежее белье на постели, ужин на столе и улыбающегося Стива, который обязательно скажет что-то типа «я знал, что ты выживешь». И тогда Баки поймет, что да, Стив действительно в него верил. Единственный, кто. И тогда Баки, наверное, осознает, что он смог, прошел через ад и вернулся.
Баки моргнул. Картинка, вставшая перед глазами, была такой яркой, что понадобилось время, чтобы возвратиться в реальность. В ту самую реальность, в которой он еще не ушел на войну, а Стив сидел напротив него, смотрел внимательно и серьезно, грея руки о края чашки с ромашковым чаем.
– Может, ты прав, – сказал наконец Баки. – Но есть еще кое-что. Я тоже хорошо тебя знаю. Ты не сдашься. Будешь пробовать снова и снова, как бы я ни был против. Даже если тебе каждый раз будут отказывать.
Стив осторожно кивнул и по-птичьи наклонил голову. Шея его – и так длинная – стала казаться еще длиннее. Он смотрелся сейчас так забавно, немного несуразно из-за следов уличной потасовки на одежде и лице. Ничего серьезного, просто грязь, как будто кто-то толкнул его в лужу. И все же он не выглядел униженным. Его били, макали в самое вонючее дерьмо, оскорбляли, пытались растоптать. И он расстраивался, каждый долбанный раз, но никогда не выглядел униженным. Баки понятия не имел, почему эта мысль пришла к нему именно сейчас. Он даже забыл, о чем говорил.
– Так что я пытаюсь сказать, – пробормотал Баки, отвлекаясь. – Так вот я не идиот, или не совсем идиот, я знаю, что ты всегда давал мне выбор, предоставляя право самому решать, как мне жить и с кем общаться, хотя, возможно, тебе не всегда все нравилось. Например моя дружба с Джексом или желание идти работать, а не продолжать учебу в какой-нибудь Академии или колледже. Так что сейчас, кажется, моя очередь.
Баки замолк, уткнувшись взглядом в свою кружку. Ему было чертовски неловко, потому что он вообще-то совсем не умел извиняться. Но он надеялся, что Стив поймет то, что он хотел донести. Да, ему все еще трудно было понять бешеное желание Стива попасть на фронт, но имело ли это значение, когда до войны оставалось чуть больше недели?
– Спасибо, Бак.
– Но не думай, что я не попытаюсь снова тебя отговорить.
Протянувшись через стол, Стив сжал рукой запястье Баки, и только тогда тот смог поднять взгляд.
– Попытайся.
Стив улыбался.
***
Оставшиеся дни до назначения пролетели почти незаметно. Дня за два Баки получил по почте требование явиться в штаб в назначенный срок. Тогда он четко и ясно осознал, что все, время пришло. Удивительно, но страха он больше не чувствовал, только волнение. Ему было интересно, куда его распределят: в сто седьмой, как он и просил, или в другой полк? Баки понял, что ему не все равно. Родителям и Стиву он ничего об извещении не сказал, хотя они и так знали, что время выходит. И все же он промолчал, собрал заранее сумку, спрятал ее под свою кровать в родительском доме и, никому ничего не сказав, отправился в штаб.
Его распределили в сто седьмой и дали сержанта. Баки не знал, что чувствует по этому поводу, пока не увидел свою форму. Она была совсем новой, чистой, выглаженной, почти хрустела в руках. Баки погладил кончиками пальцев шевроны на плечах кителя и наконец ощутил то, что не ожидал ощутить никогда.
Гордость.
Он сержант Джеймс Барнс из сто седьмого пехотного, и он завтра идет на войну. Больше никакого страха. Потому что есть люди, которые в него верят, он не должен их подвести.
И он вернется. Рано или поздно.
26 лет
26 лет (часть I)
– Куда ты прешь с оптикой в окопы? – заорал на него Дум-Дум. – Заляг где-нибудь.
Баки чертыхнулся, но послушался, забыв, что он вообще-то старший по званию. Просканировал местность через прицел, вроде, нашел место, откуда было видно почти все поле. Оно было довольно очевидным, но искушение оказалось слишком велико, чтобы ему сопротивляться. Пробираться пришлось долго, Баки казалось, что он идет целую вечность. Совсем рядом раздался взрыв, земля под ногами дрогнула, Баки в это время полз по горе вверх и, чтобы не упасть, ухватился за траву. Сверху на него посыпались комья земли. Баки выругался еле слышно – земля попала ему за шиворот. До выбранной огневой позиции оставалось совсем чуть-чуть. Баки лег на живот и решил еще раз осмотреться. Это его и спасло.
У немца были очень белые зубы, и он улыбался после каждого выстрела так, будто стрельба по людям доставляла ему невероятное удовольствие. Баки замер, решая, как поступить. Стрелять? Звук передернутого затвора привлечет внимание немца, и тогда еще неизвестно, кто успеет выстрелить первым. У Баки было преимущество, пока враг не знал о его присутствии. Поэтому, не став трогать закинутую за спину винтовку, Баки вытащил спрятанный в голенище нож и быстро, согнувшись в три погибели, побежал к немцу.
Тот все-таки его услышал, хоть и слишком поздно. Баки прыгнул ему на спину, придавив к земле, приставил нож к горлу, но в это время немец обернулся, и лезвие чиркнуло лишь сбоку по шее. Неприятно, однако не смертельно. На землю хлынула первая теплая кровь. Немец боролся за свою жизнь отчаянно и сильно. В какой-то момент он смог сбросить Баки с себя и навалился сверху. Кровь, тонкой струйкой льющаяся из его шеи, попадала на лицо, заставляя жмуриться и отворачиваться. Баки бил ножом почти наугад, и в какой-то момент это сыграло с ним плохую службу: лезвие застряло в бронежилете немца. И застряло крепко, не вытащишь. Баки и не пытался, не было времени. Немец душил его, давил винтовкой на горло, все еще улыбаясь – это было видно даже в темноте. Время будто замедлилось. Где-то вдалеке до сих пор звучали выстрелы, от взрывов дрожала земля, кричали люди, но здесь и сейчас, на этом клочке земли, шла борьба молчаливая и страшная. На мгновение Баки захотелось перестать сопротивляться. Ведь что его ждало впереди? Еще десятки, сотни дней войны? Душной, жуткой, выматывающей. Нескончаемой. А там, за чертой, возможно, что-то есть. Покой. Смерть. Однако мгновение прошло, и Баки, разозлившийся на себя за слабость, стал бороться еще отчаянней.
Немец быстро терял силы из-за ранения, и Баки через какое-то время получилось опрокинуть его на спину. Чужая винтовка оказалась у него в руках, и через секунду деревянный приклад с силой опустился на лицо немца. Один раз, второй, третий. Баки бил и бил, чувствуя, как враг дергается под ним, умирая. Во все стороны брызгала кровь. Теплая и вязкая, она пачкала винтовку, из-за чего стали скользить руки. В какой-то момент Баки понял, что выдохся, чужое оружие тут же упало на землю, и он свалился рядом, дыша тяжело и часто. На немца Баки больше не смотрел. Тот был мертв. Он был мертв еще три или четыре удара назад. Огневая точка теперь принадлежала Баки.
***
В следующие два дня было затишье. В лагере Баки почти никто не трогал – все видели, каким он вернулся после последнего боя. Конечно, на войне разное случалось, здесь людей рвали на куски, и выживал лишь тот, кто рвал удачней всех, однако вид перемазанного кровью с ног до головы Баки впечатлил даже бывалых солдат. Командира вот тоже, он еще и додумался предложить психологическую помощь, но Баки только отмахнулся, криво усмехнувшись. В конце концов погибший фриц был не самым его страшным кошмаром. Больше этого Баки волновала собственная слабость, проявленная в момент драки с ним, но о ней говорить и вовсе не хотелось. Ни с кем. Наверное, даже со Стивом бы Баки на эту тему не стал распространяться, не то что с чужим человеком. К счастью, кроме командира в душу к нему никто лезть не пытался. Дум-дум только посмотрел один раз пытливо, но ничего не сказал, за что Баки был ему благодарен.
К третьему дню сидения на одном месте они даже заскучали. Единственным событием за все время стал приезд новеньких. После последнего боя их отряд слегка поредел, поэтому это было очень кстати. Новенькие была бодры, еще не сильно измучены и немного напуганы, однако всячески пытались это скрыть. Баки на них смотреть было почти неприятно, особенно когда он вспоминал, что еще совсем недавно был почти таким же. Среди всех выделялся только один парень – кажется, его фамилия была Джонс. Он был черным, что само по себе было удивительно, а еще он потрясающе играл на трубе. Несмотря на это, с ним предсказуемо никто не общался, хотя остальные новенькие старались держаться вместе. Баки даже не удивился, когда Дум-Дум взял парня под крыло. У этого здоровяка с пышными усами была тяга к исправлению несправедливости, совсем как у Стива. И Баки понятия не имел, почему с ним связался, не иначе как из ностальгии по дому. Впрочем, против Джонса он ничего не имел, его цвет кожи волновал не больше, чем усы Дум-Дума, а вот звуки трубы в душе что-то задевали. Что-то, что еще не было выжжено этой страшной войной. Джонс оказался не только талантливым, но и умным, до войны учился в Гарварде, говорил по-французски и мог общаться на такие темы, о которых Баки, закончивший только школу, имел слабое представление. Впрочем, общие интересы у них тоже были. В основном, конечно, оружие и слабый пол.
– Я вам говорю, целая толпа девчонок, все в коротким юбках вот до сюда, – Джонс ударил себя ребром ладони где-то посредине бедра, – скачут, поют, ноги задирают. И все, как на подбор, красавицы, глаз не оторвать. Один мой приятель, Клай, писал мне, что из города в город за ними ездит, только чтобы эти выступления смотреть. Совсем свихнулся, уже тонну денег потратил, но никак не успокоится. А вот мне довелось увидеть лишь однажды.
Фыркнув, Баки затянулся сигаретой – новенькие привезли с собой довольно много курева, и он на правах старшего по званию изъял пару пачек, подумав мельком, что Стив бы его за это непременно осудил. К счастью, Стива здесь не было.
– Тебе хорошо смеяться, – отреагировал на ухмылку Джонс. – У тебя наверняка девчонок было больше, чем я в жизни видел.
Баки пожал плечами, не собираясь ни спорить, ни хвастаться. Сколько бы в прошлом у него не было девушек, на войне с ними было довольно туго. Сейчас он и сам бы не отказался поездить по городам ради выступлений в пользу облигаций, если там были девчонки в коротких юбках. Дум-Дум, кажется, разделял его точку зрения.
– А я бабы уже больше полугода не видел, – заявил он с печальным вздохом. – А сколько не трахался, так и вообще лучше не вспоминать, чтобы не расплакаться. А тут еще и не подрочишь нормально, постоянно кто-то шныряет.
– А ты не стесняйся, как Васкес, – посоветовал Баки, потушив сигарету о каблук своего сапога. – Тот как под одеяло ложится, так давай наяривать. С ним рядом уже никто спать не хочет, парни жребий бросают, кому мучиться на этот раз.
– Правда, что ли? – расхохотался Джонс. – Неужели тут все так плохо?
– С уединением-то? Довольно туго.
– Черт, жаль. Я ведь с собой пару карточек захватил, думал, пригодятся.
Джонс заметно пригорюнился и не заметил, каким взглядом на него посмотрел Дум-Дум.
– И ты молчал? А ну доставай, показывай!
Дум-Дум предвкушающее потер руки и выжидающе посмотрел на ухмыляющегося Джонса. Тот медлил, оттягивая момент, и поочередно глядел то на Дум-Дума, то на Баки, который хоть и пытался казаться особо не заинтересованным, все равно косился выжидающе. На войне было не много вещей, на которые было бы приятно смотреть, сплошные кровь, смерть да немытые тела солдат. И все же, собираясь пялиться на карточки с полуголыми девицами, он чувствовал себя неудачником. К счастью ли к сожалению, таких неудачников тут был целый полк. У некоторых и вовсе от спермотоксикоза поехала крыша. В прошлом месяце произошел один отвратительный и трагичный случай. Двое солдат где-то отрыли чемодан с женскими шмотками и напялили часть на одного из своих – худощавого, кудрявого Эрика Ллойда. Баки как это увидел, думал, что его удар хватит от ярости. Он, конечно, их разогнал и вещи отобрал, но толку-то: на следующий день всё равно стало ясно, что парня хорошо попользовали. Жаловаться никому Эрик естественно не стал. Да и кто бы стал? За такое, во-первых, грозил трибунал, причем всем участникам, независимо от вины, во-вторых, было просто стыдно. Баки после этого трясло дня два, его Дум-Дум самогоном отпаивал из своих секретных запасов, но это почти не помогало. Перед глазами все равно стоял Эрик в этих дурацких шмотках и Эрик с нелепой утиной походкой, бледный до синевы. Да и не только Эрик. Баки мерещился Стив. Нелепый, мелкий Стив Роджерс, который так сильно хотел на фронт. А ведь когда Баки расписывал ему ужасы войны, то такого даже не предполагал.
Эрик, к слову, погиб через неделю. Подставился под пулю глупо и почти без пользы. Тех двоих, что его тронули, потом отметелили так, что еле живы остались, и Баки тут был почти не при чем. Вот только парня было уже не вернуть. Иногда Баки холодно задумывался, что мог бы в горячке боя найти через прицел знакомые макушки и спустить курок. Единственное, чего опасался, это того, что его поймают. Быть расстрелянным из-за таких ублюдков не хотелось.
Тряхнув головой, Баки постарался забыть об этом, хоть и понимал, что бесполезно. Такое не забывается. Хорошо, что Стива здесь не было. Если бы даже он не оказался на месте Эрика, эта история его все равно бы сломала.
– Где там твои карточки? Давай сюда, – потребовал Баки, стараясь отвлечься. Джонс тут же сунул ему под нос разукрашенную картонку, размером с почтовую открытку. Там действительно были изображены три девушки в одинаковых бело-красно-синих костюмах и в касках со звездой на лбу. Белая надпись внизу призывала помочь армии, купить облигации. – И что, ты их видел? Они так по сцене скачут? – ради интереса спросил Баки, отмечая про себя, что эти девицы походили на тех, которые выступали вместе с Говардом Старком на Ярмарке будущего. Возможно, это они и были.
– Видел, но всего две минуты, самое начало выступления. Только и успел схватить пару карточек, прежде чем мне пришлось уйти. Это было одно из первых их выступлений, Клай говорил, что потом их стало много, но я уже был в Европе.
– А это кто? – спросил Дум-Дум, ткнув пальцев в ту карточку, которую держал в руках. Джонс бросил на нее беглый взгляд и пожал плечами.
– Этого парня я не видел, но знаю, что он с ними выступает. Человек-скала. Под два метра ростом, а сила такая, что запросто поднимает мотоцикл.
Баки скептически приподнял брови и забрал у Дум-Дума карточку. А ней были изображены все те же девочки, но теперь там еще был и парень в нелепом красно-сине-белом костюме и в маске. Он действительно был высоким, девчонки еле достигали ему до плеча, и мускулистым. Изображение было мелким и нечетким, однако все равно было заметно, что с фигурой парню повезло. Но поднять мотоцикл?
– Меньше недоверия, друг мой. Клай не склонен к преувеличению. Говорит, поднимает мотоцикл с тремя девчонка на нем. Он слышал, в этого парня, Капитана Америку, угрохали кучу денег, то ли супер-солдата из него пытались сделать, то ли лечили от чего-то, не знаю, но сейчас он танцует кабаре с девчонками в коротких юбках. Отрабатывает вложенные денежки, – Джонс многозначительно подвигал бровями, и парни захохотали.
– Вот это работка! А что он там делает, а не здесь? У нас, конечно, есть и свои супер-солдаты, – Дум-Дум потрепал Баки по макушке, и тот от неожиданности не успел отвертеться и фыркнул, – но помощь бы не помешала.
– Да ладно тебе, Дум-Дум, – лениво заметил Баки, – каждый на войне делает то, что может. Кто-то из винтовки стреляет, кто-то еду морякам готовит, кто-то собирает металлолом в маленькую тележку, – Баки прикрыл глаза на секунду, вылавливая из памяти образ недовольного хмурящегося Стива, – а кто-то трясет ногами на сцене и лапает девчонок за кулисами. К тому же он ведь наверняка и винтовку-то в руках держать не умеет. Будет тут мешаться, притягивать к себе пули и жрать за троих.
– Сколько в тебе злости, сержант Барнс, – хмыкнул Дум-Дум, впрочем, без какого-либо осуждения.
– Я знаю парня, который бы пять лет жизни отдал бы, чтобы быть здесь, рядом со мной. Но у него нет такого тела и таких возможностей. Есть только пять листков с пометкой «негоден».
Баки откинул от себя карточку и потянулся за сигаретами. Снова захотелось курить. Дум-Дум и Джонс переглянулись, будто спрашивая друг друга, что это на Баки нашло, но говорить ничего не стали. Джонс, собрав карточки, спрятал их во внутренний карман куртки, а Дум-Дум забрал у Баки пачку и тоже закурил. Установившаяся тишина была очень кстати. Баки нужно было успокоиться или хотя бы понять, что же его так завело. Подумаешь, качок выступает на сцене вместо того, чтобы подставлять башку под обстрел. Кто бы его осудил за то, что он выбрал себе такую работу? Точно не Баки. Он еще помнил, как сам не мог смириться, что его отправляют на фронт. Может, дело было в том, что парень с карточки кого-то Баки напомнил. Совсем чуть-чуть, неуловимо. То ли наклоном головы, то ли еще чем. И эта ассоциация вызвала дурные эмоции. Черт. Наверное, он просто устал и немного соскучился по дому, вот и мерещится всякое.
Засиделись они в окопах. Засиделись. Пора в бой.
***
Через две недели Баки словил пулю. Сам он думал, что ничего серьезного в этом нет, но ему сказали, что пуля в нем застряла глубоко, для извлечения понадобилась операция, поэтому его на грузовике вместе с еще несколькими тяжело-раненными вывезли в лагерь, находящийся в восьми километрах от фронта. Говорили, там было хорошее оборудование и работали отличные врачи. Точнее так говорил Дум-Дум, а он мог и приврать ради того, чтобы Баки не сильно возмущался из-за перевоза.
– Да тебя немного подлатают да привезут обратно. Поверь мне, ты еще успеешь здесь сдохнуть, – хмыкнул он, когда Баки уже готовили к перевозке. Лейтенант Донован – их военный врач – давал последние инструкции туповатому медбрату из лагеря, в который им предстояло уехать. Других раненных уже загрузили в машину, оставался только Баки.
– А если вас перекинут, а меня решат отправить в другое место? – озвучил свои опасения Баки. Он не очень-то хотел себе в этом признаваться, но он привязался к некоторым ребятам в сто седьмом, в частности к Дум-Думу и даже новенькому Джонсу. Дружба с ними была единственным приятным моментом во всем этом непрекращающемся хаосе, без ребят Баки, наверное, давно бы полетел с катушек.
– Не решат, – уверенно ответил Дум-Дум. – Ты же наш парень.
Баки этот аргумент не сильно убедил, но в тот момент от него уже ничего не зависело. Наверное, он должен был быть польщен, что его не бросили умирать в каком-нибудь вшивом углу, но довольным Баки себя не чувствовал. Как и умирающим. Однако после, в лагере, ему сообщили, что он счастливый сукин сын: пуля попала ему в бок, но умудрилась не задеть никаких жизненно-важных органов. Если бы она не застряла в нем, то его бы никуда вести не пришлось.
Операция прошла успешно, пулю извлекли, и вот тогда-то Баки и почувствовал себя по-настоящему хреново. Ему казалось, что в него выпустили целую обойму разрывных, такая была адская боль. Его накачивали морфином, и это помогало, но ненадолго, потом боль возвращалась, казалось, с утроенной силой.
Когда ему стало лучше, медсестры стали таскать ему комиксы с Капитаном Америкой, которые сюда присылали пачками. Солдаты их почти не читали, некоторые только таскали листы для того, чтобы делать самокрутки. Бумага в этих комиксах была уж слишком хорошая. Баки тоже не собирался читать, но в медчасти заняться было особо нечем. Комиксы его не увлекли и не понравились. Скорее злили. На войне вели бой не супергерои, а обычные ребята. Без сверхспособностей и несокрушимого щита. Они брали в руки оружие и шли на врага, не имея ни гарантий, ни надежды на то, что доживут до вечера. Их друзья подрывались на минах или падали замертво от одной-единственной точно выпущенной пули, но они все равно шли вперед. Разве они не были героями, достойными комиксов во много раз больше, чем какой-то парень из подтанцовки?
Да, Баки определенно злился. То ли из-за ранения, то ли потому что устал. Иногда он вспоминал Стива и думал, читает ли он эти комиксы. Злится ли так же, как Баки, или скупает все выпуски, чтобы хоть как-то быть ближе к войне. В такие моменты Баки жалел, что Стив так далеко, ему хотелось бы поговорить с ним. Рассказать обо всем, что произошло за последнее время, выплеснуть накопившиеся горечь и злость, вспомнить немецкого снайпера, до смерти забитого прикладом, Эрика с кривой походкой, жгучую боль от попавшей в бок пули. Умом Баки понимал, что будь Стив действительно здесь, то он не сказал бы ему ничего из того, что хотелось. Но сейчас, когда между ними были тысячи километров, Баки говорил с ним. Говорил, сжимая пальцами дурацкий комикс, будто он как-то связывал их со Стивом. Бумага под пальцами смялась, и бравый Капитан Америка из-за этого стал почему-то выглядеть грустно.
Однажды ночью, почти перед самой отправкой обратно в сто седьмой, Баки приснился сон. В нем ему привиделся Капитан Америка в своем нелепом костюме: высокий, широкоплечий, настоящий гигант. Он был без маски и когда обернулся к Баки, то тот увидел, что у Капитана лицо Стива. Те же глубокие голубые глаза, те же упрямо поджатые губы, те же суровые морщинки на лбу. Вокруг Стива крутились ярко-накрашенные девчонки, они смеялись, что-то пели, хотя слов слышно не было, дергали Стива за руки, но тот не обращал на них внимания, только смотрел куда-то вдаль, Баки за спину.
Баки знал, что там. Там была война.
И Стиву хотелось туда, но что-то удерживало его на месте, Баки не видел и не мог понять, что. Он открыл рот, чтобы позвать Стива, но не смог, горло перехватило. Но он вдруг понял, что отчаянно желает, чтобы Стив на него посмотрел, чтобы заметил, вспомнил про него. Но голоса не было, и руки не двигались, а ноги словно приросли к полу.
«Стив, – думал Баки, глядя на застывшую фигуру Капитана Америки, – я здесь, Стив. Посмотри на меня, Стив. Ты очень нужен мне сейчас».
Но Стив не смотрел на него, он глядел ему за спину. На войну.
Позже, проснувшись и вспоминая сон, Баки думал, что есть нечто забавное в том, что его сознание совместило картонного супергероя и Стива. Ведь, по сути, он единственный из тех, кого Баки знал, кто был бы достоин сверхспособностей, потому что он был супергероем даже тогда, когда у него не было сил, доступных и обычному взрослому человеку. Такому, как Баки.
Стив был суперчеловеком всегда, и Баки ужасно его не хватало.
К счастью, рефлексировать на эту тему у него не было времени. Его наконец-то возвращали в сто седьмой, который, Баки слышал краем уха, собирались отправить в Аззано. Баки ничего не имел против, Аззано так Аззано. Главное, что он успел выздороветь до того, как его полк перебросили. Ему снова повезло. Возможно, он и правда счастливый сукин сын.
Эта глава, как и предыдущая, не бечена.
~3500 слов
26 лет (часть II) - NEW
26 лет (часть II)
Они так и не поговорили о Капитане Америка. Возможно, Стиву и хотелось рассказать, как это дерьмо с ним произошло, но Баки не спрашивал, и он решил, наверное, что тому это не интересно. На самом деле любопытно было, но существовали вопросы и поважнее. Например, как четырёмстам солдатам дойти до лагеря, встретив, по возможности, как можно меньше фашистов. К бою они были не совсем готовы. Особенно Баки. Первый день переправы он провалялся в отключке. Отрубился почти сразу, как стало понятно, что они прорвались, и очухался только через сутки. А, придя в себя, решил, что в плену у него окончательно спеклись мозги, и он бредит. Стив – Капитан Америка? Побойтесь бога, такое Баки, кажется, уже снилось. Потребовались, наверное, еще сутки, чтобы он окончательно осознал, что нет, все правда, этот здоровый парень, имеющий знакомое лицо, действительно его друг детства. Это не шутка, не галлюцинация, не бред воспаленного сознания. Вот тогда, наверное, и стоило спросить, как так получилось, что произошло, но Баки не спросил, только улыбнулся нервно, когда Дум-Дум, хлопнув его по спине, заявил:
– А этот Капитан Америка, кажется, неплохой парень, а?
Неплохой, да. Наверное. Беда в том, что Баки понятия не имел, какой он, этот Капитан Америка. Он не был с ним знаком, видел только издалека, когда тот раздавал указания, четкие и правильные, когда вел за собой целый батальон полумертвых от усталости солдат, когда принимал благодарности от спасенных им людей. Хотя нет, в последнем случае сквозь маску Капитана Америки проступал знакомый Стив Роджерс, смущенный и робкий. Тот самый, которого Баки и знал. В такие моменты он отворачивался, не в силах смотреть.
Нормально поговорить им удалось только уже на подходе к лагерю, когда Баки мог нормально стоять на ногах и идти вровень со всеми, за левым плечом Стива. Они остановились на привал километрах в двадцати от конечного пункта, несколько человек отправилось вперед на разведку, Баки тоже порывался, но Стив опустил ему на плечо неожиданно тяжелую руку и попросил остаться. Будь это обычный, привычный Стив Роджерс, Баки бы отшутился и все равно сделал по-своему, но с этим новым парнем, Капитаном Америкой, спорить не стал. В конце концов тот был здесь командиром. Так что Баки только пожал плечами и отошел в сторону от всех. Хотелось побыть одному.
К сожалению, ему такой возможности не дали. Стив почти сразу присоединился к нему, сел на землю рядом и бросил на Баки косой взгляд.
– Как ты? – спросил он через минуту, когда молчание стало казаться слегка натянутым. Голос у него был осторожным и как будто слегка извиняющимся. Баки нахмурился, решая, не показалось ли ему. За что Стив мог испытывать вину?
– Я в норме, не волнуйся, – сказал Баки и тут же словно запнулся. Собственное «не волнуйся» показалось почему-то неуместным, будто он внезапно понял, что Стив, возможно, вовсе и не думал волноваться.
– Идти осталось недолго. А в лагере должны быть врачи.
– Да, я знаю, – рассеянно произнес Баки, – я там был, когда меня подстрелили.
Стив не ответил, ни сразу, ни через минуту. Баки удивлено к нему обернулся и заметил, каким застывшим и жестким стало его лицо.
– Эй, ты чего?
– Прости меня, – вместо ответа сказал Стив. Баки опешил.
– За что?
– За то, что ты был тут, а я… – Стив махнул рукой с досады.
– Тебя вообще не должно было быть здесь, – дернул плечом Баки. – Ты должен быть в Бруклине, работать, рисовать, ждать свою единственную и смотреть на войну лишь с экранов в кинотеатрах. А здесь тебе делать нечего.
– Все еще считаешь, что я не справлюсь? Если ты не заметил, кое-что изменилось, – у любого другого эта фраза прозвучала бы издевательски или самодовольно, но не у Стива. В его тоне не было ни грамма самолюбования, только констатация факта.
– Война – грязное дело. То, что ты стал выше и шире в плечах, не делает тебя приспособленным к ней.
– Я не ребенок, Баки.
– Знаю, но ты понятия не имеешь, во что ввязываешься, – покачал головой Баки, понимая, что на самом деле у него нет ни одного аргумента, чтобы заставить Стива вернуться к своим выступлениям и забыть о войне. Да даже если бы и были, едва ли он к ним прислушался.
– Я зашел слишком далеко, чтобы отступать, – Стив вытянул вперед руку и сжал ее в кулак, мышцы предплечья напряглись, натянули ткань дурацкой звездно-полосатой формы. Не удержавшись, Баки положил ладонь на руку Стива и провел по ней от запястья до локтя. Ничего сверхъестественного он не нащупал, мышцы были обычные, уж точно не надувные. Если бы Баки не знал, он бы решил, что появились они вполне естественным путем.
– Все равно я бы предпочел, чтобы ты остался в Бруклине, – упрямо сказал Баки, намереваясь оставить за собой последнее слово. Стив улыбнулся.
– Да. И мне приятно это знать.
– О-о-о, только не обольщайся на свой счет. Ты все еще меня безмерно раздражаешь, – Баки фыркнул и легонько ударил Стива по плечу кулаком.
– Уверен, что так и есть.
– Рад, что мы друг друга поняли. А теперь тебе, кажется, нужно вернуться к своим капитанским обязанностям. Наверняка это стадо баранов, которое ты притащил с собой из Австрии, ждет какого-нибудь твоего приказа. Уверен, они теперь даже поссать без твоего разрешения не решатся.
– Почему ты так говоришь? – нахмурился Стив. Сравнение ему явно не понравилось. – Разве среди них нет твоих друзей?
– Среди них не только мои друзья, – хмыкнул Баки, доставая из голенища заныканную сигарету: кто-то из ребят нашел пару блоков в одном из танков, – я сам среди них.
Стив покачал головой, но спорить не стал, поднялся и ушел. Возможно, ему больше хотелось остаться, но Баки пока не был готов продолжить разговор, который стал принимать какой-то совсем уж личный характер. К этому новому Стиву сначала следовало бы привыкнуть, лишь потом выворачивать перед ним душу. В какой-то степени Баки даже чувствовал себя обманутым. Все это время именно Стив был той ниточкой, которая удерживала его от полного погружения в бездну. Ему самому тяжело было в этом признаться, но та самая вера Стива в то, что он, Баки, вернется, и все станет хорошо, помогала ему выживать все это время. Баки знал, что у него есть к кому возвращаться. Теперь все стало иначе. Стив был рядом и в то же время невыносимо далеко. Он был прежним и одновременно совершенно другим. Баки отчетливо осознавал, что неприязнь к Капитану Америке начинает перерастать в настоящую ненависть. Капитан Америка отбирал у него друга. Единственного человека, который когда-либо в него верил.
Или, может, все это было у Баки в голове. После плена там был тот еще беспорядок. Он не был уверен, что готов узнать ответ на этот вопрос. Потому что пока Баки не знал ответа, он мог еще на что-то надеяться.
– Эй.
Баки вздрогнул и чуть не выронил сигарету, которую еще даже не зажег. Впрочем, у него не было спичек, чертовы немцы отобрали у него все, что было.
– Огонька?
Баки на колени упал небольшой коробок. Закатив глаза, Баки прикурил и кинул спички обратно Дум-Думу, даже не поблагодарив. Хотя тот, в принципе, и не ждал ничего подобного.
– Я сегодня притягиваю компанию, словно магнит железо, – пожаловался Баки. Дум-Дум хмыкнул. Он не стал садиться рядом, остался стоять, прислонившись к соседнему дереву и глядя перед собой.
– Имеешь в виду Капитана Америку? – спросил он после паузы.
– А то ты не видел.
– Видел. Он выглядел не очень-то довольным.
– Тебе-то какое дело?
– Я думал, вы друзья.
– Мы и есть друзья. Лучшие. С самого детства, – с долей сарказма ответил Баки.
– Оно и заметно, – ровным тоном произнес Дум-Дум, разозлив Баки этим до чертиков. Тот даже на ноги вскочил и, кинув недокуренную сигарету на землю, втоптал ее ботинком в почву.
– Какое тебе дело до моих отношений со Стивом?
– Никаких. Но всем есть дело до твоих отношений с Капитаном Америкой. Ни для кого не секрет, что он тебя поперся вытаскивать из плена, но повезло-то всем нам. Он не просто командир, а чуть ли не герой для каждого. Я знаю, что некоторых ребят тут твое поведение напрягает. Они считают, что ты завидуешь капитану.
– А ты как думаешь? – фыркнул Баки, складывая руки на груди.
– Я думаю, что тебе следует быть осторожным, – взгляд, которым Дум-Дум одарил Баки, был предельно серьезным. – И я тебе сейчас говорю не об этих, – Дум-Дум кивнул в сторону солдат. – Эти побояться трогать друга детства Капитана Америки, но есть люди и более влиятельные, которые могут не простить тебе пренебрежения к национальному герою.
– Я не отношусь к Стиву с пренебрежением. Больше нет.
– Я повторю, мы говорим не о твоем приятеле Стиве.
– А я говорю о нем, – настойчиво повторил Баки. – Потому что я не собираюсь забывать о Стиве в пользу чертового Капитана Америки. Он мне нужен, я без него сдохну, понимаешь ты или нет?
Дум-Дум не ответил, но взгляд его изменился, став более внимательным и… что-то промелькнуло в нем еще. Но так быстро, что Баки не понял, что это была за эмоция.
– Не думал, что у тебя все настолько запущено, – ровным голосом произнес Дум-Дум.
– Что ты имеешь в виду? – начал снова заводиться Баки. Он не любил, когда говорили загадками, предпочитая прямоту и честность. И раньше Дум-Дум придерживался этой же политики, но сейчас предпочел неловко съехать с темы, будто внезапно обнаружил, что узнал больше, чем когда-либо хотел бы.
– Тебе следует поесть. Плен не пошел тебе на пользу, выглядишь дерьмово.
Баки жестом показал, что не нуждается в оценке своего внешнего вида. Дум-Дум фыркнул и, отлипнув от дерева, вернулся к ребятам, с которыми они познакомились в плену и во время побега. Вскоре к ним присоединился и Капитан Америка. Баки же так и не сдвинулся с места, предпочитая наблюдать со стороны. Отсюда все и так было хорошо видно. Даже больше, чем вблизи. То, как менялись лица солдат, когда Капитан Америка подходил к ним. Кто-то начинал смотреть с уважением, кто-то с благоговением, кто-то с радостью и благодарностью, а кто-то с завистью. Баки впервые подумал, что скорее всего его эмоции были столь же очевидны. Для всех, кроме Стива. Если это действительно так, то Дум-Дум прав, следовало быть осторожнее, ведь Стив Роджерс больше не принадлежал Баки безраздельно. Он стал Капитаном Америкой, а тот был национальным достоянием и героем, спасшим четыреста человек. Ну а если от одной только мысли об этом Баки начинал чувствовать себя еще более одиноким, чем в первые дни на войне, то это были исключительно его проблемы и ничьи больше.
Да здравствует Капитан Америка!
***
Если бы три, пять или семь лет назад кто-нибудь рассказал Баки про Пегги Картер, то он посоветовал бы этому кому-то перестать мечтать и обратить внимание на обычных земных девчонок из Нью-Йорка, которые хоть и не умеют виртуозно стрелять из пистолета, но зато, во-первых, существуют, во-вторых, значительно более доступны. Если бы кто-то раньше описал Баки Пегги Картер, то он решил бы, что это чья-то недостижимая мечта или фантазия, но никак не живой человек из плоти и крови. Потому что Пегги Картер была идеальна. Она была шикарной женщиной, хорошим человеком и прекрасным агентом.
Пегги Картер превосходно подходила Капитану Америке. Но это было еще не все. Она превосходно подходила так же и Стивену Роджерсу, пареньку из Бруклина, который с самого подросткового возраста мечтал о девушке, способной обсудить с ним военную тактику.
Агент Картер чем-то напоминала Баки несостоявшуюся девушку Стива Виолетт, и в то же время между ними не было ничего общего. Пегги Картер была более уверена в себе, она не преследовала никаких скрытых целей, а еще она словно бы не замечала Баки, который тенью следовал почти за каждым шагом Стива. Впрочем, в последнем они с Виолетт как раз-таки были похожи, однако если Виолетт не замечала Баки демонстративно, то Картер действительно словно смотрела сквозь него. И Баки понятия не имел, чем он заслужил такое отношение. Не то что бы ему хотелось во все это влезать, но Картер, кажется, что-то значила для Стива, поэтому Баки хотелось понять ее.
Или просто дело было в том, что Баки не любил, когда к нему относятся с пренебрежением.
продолжение в комментариях
для обзоров Мстителей
@темы: слэш, мое творчество, Трололоки, Старбаксы и Мстюны, NC-17
-
-
11.07.2014 в 16:10Спасибо-спасибо-спасибо=)))Буду очень ждать продолжения)
-
-
13.07.2014 в 10:31-
-
18.07.2014 в 21:58Ms. Ada,
-
-
23.07.2014 в 11:49Несколько раз Баки пытался заговорить с Картер, по привычке слегка флиртуя, улыбаясь мягко, как привык улыбаться девушкам, но не заходя слишком далеко. Однако ничего из этого не работало, Картер только вежливо улыбалась в ответ и уходила, заставляя Баки ощущать себя пьяным матросом, приставшим к леди на набережной. Сначала Баки подумал, что он потерял форму: после плена лоск плейбоя слегка облупился. Но молоденькие медсестрички западали все так же охотно, и даже помощница Старка останавливала иногда на Баки внимательный взгляд хищницы, от которого у него мурашки бежали по коже. Обаяние Баки действовало на всех, кроме Картер, ее не получалось ни разговорить, ни раскусить, не выходило найти в ней той же червоточины, которую однажды Баки нашел в Виолетт. И Баки злился, понимая, что злится-то на самом деле на себя, потому что жизнь его, похоже, ничему не научила, и он просто пытается увидеть в Картер Виолетт, чтобы потом снова уберечь Стива от ошибки и от своего собственного опыта. В такие моменты он прекращал свои попытки раскусить Картер, и что удивительно, именно в один из таких дней она и обратила на Баки свое внимание.
Стив в тот вечер застрял у Старка, давая указания насчет оружия, которое они собирались брать с собой в походе против Гидры. Баки, давно уже выбравший себе винтовку, в этом развлечении участия не принимал, ждал Стива на улице недалеко от штаба и курил. На самом деле дожидаться Стива было не обязательно. Так уж получилось, что Стиву в лагере дали отдельную палатку, и Баки как-то незаметно для себя к нему переехал, так что они в любом случае встретились бы перед сном. Однако торчать в палатке хотелось еще меньше, чем на улице.
И вот тут-то агент Картер его и нашла. Хотя точнее было бы сказать – она об него запнулась, вылетев из штаба со скоростью мифической фурии. Выглядела она при этом соответствующе: обычно бледные щеки были покрыты лихорадочным румянцем, а глаза горели гневом и возмущением.
– Сержант Барнс! – воскликнула Картер, выровняв утерянное на секунду равновесие и отдернув строгую офицерскую юбку. Из-за спешки и волнения ее акцент прозвучал еще отчетливее. – Прошу меня простить, я вас не заметила.
– В этом вы мастер.
Картер поджала ярко накрашенные губы и скептически приподняла тонкие брови.
– Вы, сержант Барнс, не похожи на того, кто слишком долго переживает о неудачах. Но неужели я ошиблась?
Баки бросил на Картер внимательный взгляд, вздохнул и, решив в кои-то веки действовать прямо, произнес:
– Нет, не ошиблись. Мой интерес к вам носит другой характер.
– Я догадалась, – лицо Картер чуть смягчилось, перестав быть строгим. – Именно поэтому я вообще с вами разговариваю после всех этих ваших намеков.
– Я прошу прощения, если оскорбил вас чем-то.
– Нет, не оскорбили. Я давно привыкла к подобному отношению и не обращаю на него внимания, как вы успели заметить.
– После этой вашей фразы я чувствую себя еще хуже, – признался Баки. Картер внезапно улыбнулась, став как будто бы еще симпатичнее и уж точно женственнее.
– Теперь я вижу, почему капитан Роджерс дружит с вами. Знаете что, сержант Барнс, сегодня был чертовски длинный день. Если у вас нет никаких планов на ближайший час, не согласитесь ли вы со мной выпить?
Баки пожал плечами и встал.
– Только хотелось бы без лишних свидетелей. Не желаю быть скомпрометированным, – с самым серьезным видом произнес он. Картер фыркнула и неверяще покачала головой.
– Хорошо, сержант Барнс, я готова создать все условия, чтобы ваша репутация не пострадала.
Пить в итоге они решили под сценой, которую так и не разобрали после выступления Капитана Америки и танцовщиц. Даже реквизит не убрали. Баки с насмешкой и удивлением рассматривал раскрашенные в синий каски девушек и огромные плакаты со Стивом во весь рост, пока агент Картер, сидя за криво установленным столом, протирала добытые из штаба стаканы.
– Стив раньше совсем не умел выступать на сцене. В школе иногда приходилось, и он каждый раз ужасно нервничал и путал текст, – вспомнил Баки, сворачивая плакаты в трубочку.
– Поверьте, с тех пор мало что изменилось, – ответила Картер, беря в руки принесенную с собой бутылку виски, и лихо отвернула крышку. Баки дернулся было, чтобы помочь, но замер под насмешливым взглядом. Несколько секунд, и стаканы на полпальца наполнились янтарной жидкостью.
– Итак, – произнес Баки, подходя ближе, и взял свою порцию выпивки. – Да здравствует Капитан Америка?
– Да здравствует Капитан Америка, – согласилась Картер на популярный в последние дни тост и, не чокаясь, отпила из своего стакана.
– Так о чем вы хотели поговорить, агент Картер? – поинтересовался Баки после полминуты тишины. Конечно, сидеть на неудобном табурете в компании красивой женщины и хорошего виски было довольно занимательно, но он не был идиотом и понимал, что сюда его позвали не просто так.
– Вообще-то изначально я хотела поговорить о… – Картер на секунду запнулась, – о капитане Роджерсе, но сейчас я подумала, что это не очень хорошая идея.
– Почему же?
– Как-то это неправильно.
– Это было бы неправильно, если бы вы решили выпытать у меня его грязные секреты, но правда в том, что мы оба знаем, у Стива грязных секретов нет и быть не может. Едва ли так можно назвать парочку нарушений общественного порядка. Хотя бы потому, что это не секрет.
– Нарушений?.. – удивилась Картер.
– Уличные драки. Неужели этого нет в его личном деле?
– Есть.
Баки усмехнулся.
– Ну вот. Это и есть самый большой недостаток Стива: он не умеет отступать вовремя, поэтому всегда нарывается на неприятности. Когда-то я пытался с этим что-то делать, обещал не вмешиваться, ругался, но Стива это не останавливало. Но, думаю, что вы и сами это уже заметили. И в отличие от меня, вы этому способствуете.
– Так вы за это на меня злитесь? – спросила Картер, снова опивая из стакана. Баки удивленно на нее посмотрел:
– Разве я на вас злюсь?
– Мне так показалось.
– Бросьте, агент Картер. Я знаю, что вы не смогли бы его остановить. К тому же все получилось, Стив спас меня и еще четыреста человек, стал героем и получил то, о чем мечтал всю свою жизнь: возможность наказать подонков. Таким вдохновленным я не видел его очень давно.
– Получается, дело не в этом?
– Я не злюсь на вас, – повторил Баки. – Вы не сделали ни мне, ни Стиву ничего плохого. И я еще раз прошу прощения, если обидел вас чем-то.
– Нет, – Картер мотнула головой. – Это вы меня простите. Я не хотела вас ни в чем обвинять. Видимо, мне просто показалось.
Баки помолчал несколько секунд, сделал еще один глоток виски и поморщился. Но не от вкуса, скорее от идиотизма ситуации. Все это время он хотел поговорить с Пегги Картер, чтобы найти в ней хоть какой-нибудь недостаток, но в очередной раз лишь убедился, что эта женщина идеальна. Она именно то, что нужно Стиву, потому что она не тормозит его, а раскрывает, дает понять, на что он действительно способен. В то время как Баки всю жизнь делал только наоборот. Теперь же нужда в сдерживании отпала. Нужда в Баки отпала. Стиву стал необходим рядом кто-то, похожий на Пегги Картер.
И вот за это Баки действительно на нее злился.
– Хотел бы я, чтобы вам просто показалось, – наконец, ответил Баки. Он мог бы промолчать или соврать, и будь на месте Картер кто-то другой, то он так бы и сделал, однако эта женщина заслуживала уважения, как ни крути. Ей не хотелось врать.
– Вы боитесь перемен, сержант Барнс, это нормально, – спокойным тоном сказала Картер, внимательно глядя на Баки. – Но вы должны знать, что отношение капитана Роджерса к вам едва ли хоть немного изменится из-за того, кем он сейчас стал. И если вы считаете иначе, то значит вы плохо знаете своего друга.
Баки хмыкнул и покачал головой, понимая, что теперь даже мысленно никогда не сможет сравнить Пегги с Виолетт. Между ними действительно не было ничего общего.
– А вы, агент Картер? Какое место в жизни Стива хотите занять вы?
Картер моментально подобралась, услышав вопрос, и выпрямила спину. Лицо ее стало непроницаемым:
– А это неважно. Пока идет война, это не имеет никакого значения. Скоро вы отправитесь на опасную операцию, и меня там не будет. Зато будете вы. И как вы правильно заметили, капитан Роджерс не умеет останавливаться вовремя и отступать. Однако иногда грамотное отступление может помочь выиграть битву.
– Хотите, чтобы я тормозил Стива в его самоубийственных порывах? – усмехнулся Баки.
– Да. Вы нужны ему, сержант Барнс. Нужны, как никто другой. Потому что если кто и сможет его остановить, то только вы.
Баки открыл рот, чтобы возразить, но не смог издать и звука. Он знал, что Картер просила о невозможном. Баки знал это, потому что не раз уже пытался остановить Стива. То, что тот стал Капитаном Америкой и попал на фронт, уже говорило о том, что он облажался. Но Баки так же знал, что Картер больше некого было попросить проконтролировать Стива. Да, она понимала, что Стив нужен этой войне так же сильно, как война нужна была ему, но еще Картер была влюблена и хотела защитить того, кого любила.
Поэтому Баки так и не смог ничего возразить. Он мог бы сломать Картер одной только фразой о том, что это она толкнула Стива на подвиги, в противном случае он так бы и скакал по сцене. Но это было бы слишком жестоко, а Баки не хотел так поступать с ней. Пегги Картер нравилась ему, хоть он и предпочел бы, чтобы ее не существовало. И он не мог обмануть ее ожидания. Поэтому Баки просто кивнул и залпом допил свой виски. Говорить больше не хотелось, поэтому, закончив с выпивкой, он поднялся на ноги и кивнул Картер на прощание. Она не ответила, но и не остановила, когда он развернулся, чтобы уйти.
Баки так и не дал ей никаких обещаний ни в тот вечер, ни после, но они оба знали, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы уберечь Стива от необдуманных поступков. Однако и Баки, и Картер так же старались не думать, что этого может быть недостаточно.
-
-
23.07.2014 в 12:22-
-
23.07.2014 в 13:27Спасибо
-
-
07.09.2014 в 14:36-
-
07.09.2014 в 22:56Ms. Ada,
lionel-liven,
yanek, Янек! Спасибо огромное.